Злилась? Я разъярил её. Только к Тому на мгновение вернулся рассудок (вернулось мужество), и он направил автомобиль в бетонную стену.
Уайрман махал руками перед моим лицом, требуя объяснить, что происходит. Я от него отвернулся.
— Панда, он спасал тебе жизнь.
— Что?
— Я знаю, что говорю, знаю. Рисунок, который он показывал в самолёте… это мой рисунок, так?
— Да… он им очень гордился… Эдгар, что ты такое…
— У него было название? У рисунка было название? Ты его знаешь?
— Он назывался «Здрасьте». Том ещё говорил: «Совсем не похоже на Миннесоту»… — вставлял эти юперовские [173] словечки… — Долгая пауза, которую я не прерывал, использовал время, чтобы подумать. — Это твой особый способ всё узнавать, так?
«Здрасьте», — думал я. Да, конечно. Первый мой рисунок, сделанный в «Розовой громаде», по воздействию один из самых сильных. И его купил Том.
Чёртов «Здрасьте».
Уайрман отобрал у меня телефонную трубку, мягко, но решительно.
— Пэм? Это Уайрман. Том Райли?.. — Он слушал, кивал. Голос звучал очень уверенно, очень успокаивающе. Таким голосом (я слышал) он говорил с Элизабет. — Хорошо… да… да, Эдгар в порядке, я тоже, всё у нас хорошо. Разумеется, сожалеем о мистере Райли. Только вы должны кое-что для нас сделать, и это крайне важно. Я сейчас включу громкую связь. — Он нажал на кнопку, которую я раньше не замечал. — Слышите меня?
— Да… — Тихо, но отчётливо. Пэм брала себя в руки.
— Кто из родственников и друзей Эдгара купил картины? Пэм задумалась.
— Из родственников картин никто не покупал, я в этом уверена.
Я облегчённо выдохнул.
— Думаю, они надеялись… может, ожидали услышать… что в своё время… на юбилей… или на Рождество…
— Понимаю. То есть они ничего не приобрели.
— Я этого не говорила. Бойфренд Мелинды купил один рисунок. А что такое? Что не так с этими картинами?
Рик. Сердце подпрыгнуло.
— Пэм, это Эдгар. Мелинда и Рик взяли рисунок с собой?
— Со всеми этими перелётами, включая трансатлантические? Он попросил, чтобы рисунок вставили в рамку и отправили во Францию. Не думаю, что Мелинда знает. Это цветы, нарисованные цветными карандашами.
— То есть рисунок по-прежнему в «Скотто»?
— Да.
— И ты уверена, что никто из родственников больше ничего не покупал?
Она раздумывала секунд десять. Я не находил себе места.
— Да, уверена, — наконец ответила она («Хорошо бы тебе не ошибиться, Панда», — подумал я). — Один купили Анжел и Элен Слоботник. «Почтовый ящик и цветы». Так он, кажется, назывался.
Я знал, о каком рисунке она говорит. На самом деле он назывался «Почтовый ящик с ромашками». И я думал, что он совершенно безвредный, я думал, он, вероятно, полностью мой, но тем не менее…
— Они его с собой не взяли, так?
— Нет. Потому что сначала отправились в Орландо, чтобы домой вернуться уже оттуда. Тоже попросили вставить в рамку и отправить по их домашнему адресу. — Вопросов больше не было — только ответы. И голос помолодел (стал таким же, как у Пэм, на которой я женился, которая вела мою бухгалтерию до появления Тома). — Твой хирург… не могу вспомнить его фамилию…
— Тодд Джеймисон, — автоматически ответил я. Если б задумался — вспомнить бы не смог.
— Да, точно. Он тоже купил картину и договорился о доставке. Хотел взять одну из этих пугающих, «Девочка и корабль», но их уже разобрали. Он остановился на раковине, плавающей по воде.
Эта могла принести беду. Всё сюрреалистическое могло принести беду.
— Боузи купил два рисунка, Кеймен — один. Кэти Грин тоже хотела купить, но сказала, что не может себе такого позволить. — Пауза. — Я подумала, что её муж — козёл.
«Я бы ей подарил, если б она попросила», — мелькнула у меня мысль.
Снова заговорил Уайрман:
— Теперь послушайте меня, Пэм. Вы должны кое-что сделать.
— Хорошо. — Колебания в голосе почти не слышалось. Разве что самая малость.
— Вы должны позвонить Боузману и Кеймену. Немедленно.
— Хорошо.
— Скажите им, что эти рисунки нужно сжечь. Пауза, потом:
— Поняла, рисунки нужно сжечь.
— Как только мы закончим этот разговор, — вставил я.
— Я сказала, что поняла, Эдди. — Чуть раздражённо.
— Скажи им, что я компенсирую заплаченные деньги вдвойне или дам им другие рисунки, как они пожелают, но эти рисунки небезопасны. Они небезопасны. Ты это поняла?
— Да. Я немедленно им позвоню. — И наконец-то она задала вопрос. Точнее, Вопрос с большой буквы:
— Эдди, Тома убил рисунок «Здрасьте»?
— Да. И я хочу, чтобы ты мне потом перезвонила.
Я продиктовал ей телефонный номер. По голосу Пэм чувствовалось, что она снова плачет, но номер смогла повторить правильно.
— Пэм, спасибо вам, — поблагодарил её Уайрман.
— Да, — внёс свою лепту Джек, — спасибо вам, миссис Фримантл.
Я подумал, что Пэм спросит, кто говорит, но она не спросила.
— Эдгар, ты обещаешь, что с девочками всё будет в порядке?
— Если они не брали с собой мои картины, то всё у них будет хорошо.
— Да, твои чёртовы картины. Я перезвоню. И положила трубку не попрощавшись.
— Лучше? — спросил Уайрман, когда я выключил телефон.
— Не знаю, — ответил я. — Надеюсь, что да. — Я прижал ладонь сначала к лёвому глазу, потом к правому. — Но по ощущениям не лучше. Нет ощущения, что всё закончено.
С минуту мы молчали.
— Ты думаешь, падение Элизабет с возка — несчастный случай? — нарушил паузу Уайрман. — Как, по-твоему?