А шаги опять зазвучали за спиной — уверенные, грузные, неспешные...
Перебросив рукоять меча в левую руку, Орешек правой выхватил из-за пояса нож, развернулся и метнул лезвие на звук. Бросок был сильным, резким, однако нож взлетел невероятно медленно, словно разрезая что-то густое, описал в полете замысловатую петлю и клинком вниз упал на маленький валун, продолговатый и темный. Не было обычного стука железа по камню — лезвие вошло в валун по рукоять, без звучно и легко, как в ковригу свежего хлеба.
Орешек медленно переложил меч в правую руку. Что-то не хотелось ему вытаскивать свой нож из этого странного валуна...
Но у него и не оказалось такой возможности: раздался неприятный щелчок — и деревянная рукоять ножа упала рядом с камнем. Лезвие исчезло, точно никогда руки оружейника не соединяли его с рукоятью. А на проклятом валуне не осталось никаких следов!
Совсем рядом опять послышались шаги... нет, это больше походило на нетерпеливое притоптывание тяжелой ступни по песку.
Орешек яростно взмахнул мечом, чтобы припугнуть невидимого противника. Шаги стихли, в ущелье воцарилась тишина, но было в этой тишине что-то насмешливое.
Парень понял, что он беспомощен, как слепой щенок среди голодной волчьей стаи. Тем не менее он не собирался сдаваться без драки. Прикинув, откуда в последний раз доносились шаги, Орешек отчаянно ринулся в ту сторону с клинком наготове...
...И поскользнулся, растянулся в вонючей тине. Вскочил на ноги, дико огляделся. Со всех сторон его обступили заросли колючего тростника, сапоги по щиколотку ушли в темный ил, а навстречу по мелководью бежали Арлина и Эрвар. На лицах друзей были удивление и тревога.
Оказывается, исчезновение Орешка еще не было замечено. Подгорный Охотник и Волчица спокойно переходили озерко — и вдруг у противоположного берега возник Хранитель с мечом на изготовку и с безумным взором...
Когда Орешек поведал, что пришлось ему пережить за эти растянувшиеся в вечность мгновения, Арлина побледнела, а Эрвар мрачно сказал:
— Это Голодное ущелье, я о нем кое-что слышал... не буду при госпоже пересказывать. Соколу повезло выбраться оттуда живым. Но удача — это лошадка, которую нельзя слишком нагружать: надорваться может. Умоляю господина идти за мной след в след. Если Серая Старуха готовит ловушку, лучше угодить в нее вместе, а не порознь, тогда есть надежда пробиться наружу.
— Да что я, дурак — на одном месте дважды спотыкаться? — отозвался присмиревший и поумневший Орешек. — Командуй, Охотник, а я все сделаю, как скажешь.
Он еще не знал, что самые благие намерения не имеют цены там, где решения принимает Хозяйка Зла...
За озерком земля стала сухой и каменистой. Орешек стряхнул пережитый ужас, как селезень стряхивает воду, и теперь пытался на ходу очистить одежду от подсохшей грязи. Перехватив веселый взгляд Арлины, сказал смущенно:
— Перемазался, как в месяц Осколок. Может, теперь меня не признает эта... как бы повежливее сказать... Многоликая Госпожа?
— А я не верю, что она тут хозяйка, — жизнерадостно сказала девушка. — Здесь так хорошо!
Орешек в изумлении взглянул ей в лицо, потом оглядел унылую равнину, по которой они тащились. Что тут могло понравиться Арлине? Разрумянилась, глаза сверкают, а улыбка такая... такая... Орешек лишь раз видел у нее на лице подобное выражение — на свидании, когда он читал ей стихи...
— Здесь чудесно! — продолжала Волчица счастливым голосом. — У меня такое чувство, словно я попала домой. Словно шла, шла — и вот она, цель моего пути! Даже небо... даже ветер... даже запахи... сладковатые такие...
— Падалью какой-то воняет, — ревниво и хмуро уточнил Орешек. — Ветром запах принесло.
— А звуки? — тревожно вмешался Охотник. — Слышит ли госпожа какие-нибудь необычные звуки?
— Ты тоже их слышишь? — еще светлее расцвела Арлина. — Я думала, мне мерещится... Легкий звон, вроде колокольчиков... то тише, то громче...
— Я слышу иначе, — серьезно ответил Эрвар. — Громкий, шелест. А некоторые различают скрип. Это движутся складки, о которых я говорил. Каждый слышит по-своему.
Орешек напряг слух. Он услышал отдаленный вой ветра среди скал, пронзительные крики птичьей стаи, кружащей где-то позади...
Они что, сговорились морочить его, Охотник и Волчица? Ой, не похоже на то!
Парень почувствовал себя обойденным, каким-то ущербным. Почему этот мерзкий Подгорный Мир, так гостеприимно распахнувшийся перед Арлиной, не желает открыться для него?..
Но тут Эрвар, взволнованный настолько, что забыл о своем приказе новичкам идти за ним след в след, приотстал от девушки и негромко сказал Хранителю:
— Пусть господин не погнушается моим скромным советом... Когда выберемся отсюда... Никогда, ни под каким видом Волчицу нельзя больше пускать в Подгорный Мир!
— Почему? — забеспокоился Орешек.
— Много тревожных признаков. Она слишком далеко продвинулась по пути, который лучше пройти мелкими шагами. Я сам начал слышать шелест складок на одиннадцатый свой переход через Врата, а Керумик до сих пор не слышит ничего... Таких, как наша госпожа, этот мир быстро сминает в комок глины и лепит заново — так, как ему нравится.
— Ты считаешь, что Волчица в опасности?
— Конечно, как и мы оба. Но ей угрожают не только чудовища и грозные силы стихий. Самый страшный враг для нее — она сама. Госпожа сразу стала здесь своей, это очень плохо. Подгорный Мир хочет эту девушку.
— Не получит! — твердо сказал Хранитель, кладя руку на эфес меча, словно собираясь драться со всем, что видел вокруг: с равниной, покрытой пучками высокой жесткой травы, с острыми скалами, с тонкой черной полоской горного кряжа на горизонте...
Тут раздался вскрик Арлины. Встревоженные мужчины поспешили нагнать девушку, на лице которой не осталось и следа радостного возбуждения.
Глазам их открылась неглубокая впадина почти правильной овальной формы. Ни былинки не росло на серой, покрытой мелкими трещинками земле.
А в центре впадины лежал скелет, обернутый в яркую цветастую материю.
Поражала поза мертвеца, спокойная и естественная. Он лежал, заложив руки за голову и глядя провалившимися глазницами в серое светлое небо. Казалось, человек отдыхает, причем в превосходном настроении, не испытывая не то что страха смерти, но даже обычной тревоги.
Цветастые тряпки, издали принятые Орешком за погребальные пелены, оказались одеждой странного свободного покроя.
— Да чтоб мне... — потрясение начал Эрвар и шлепнул себя по губам, чтобы не брякнуть лишнего и не накликать беду. — Это же наррабанец! Он-то здесь откуда?
— У него и оружие в ножнах... не чуял беды... — сказал Орешек, вытягивая шею, чтобы лучше разглядеть безмятежно разлегшийся скелет.
— Не подходить! — рявкнул Охотник.