Заколыхался полог шатра, послышался смущенный голос1
– Позволит ли ясная госпожа войти?
– Заходи! – откликнулась Нурайна, не поднимая век.
Вошел молодой воин, охранявший шатер. Склонился над госпожой, что-то шепнул. Старуха недовольно поморщилась, еще секреты разводит, сопляк! Будто не знает, что у королевской сестры болтливая рабыня и дня бы не задержалась!
Нурайна открыла глаза, выпрямилась:
– Вот как? Интересно… Проведи его сюда так, чтобы никто не заметил… А вы обе – брысь!
Старуха сдержала возмущенный возглас – вот и изволь в таких условиях заботиться о чужой красоте! – и оскорбленно удалилась. Молоденькая помощница последовала за ней, на ходу успев перемигнуться с воином.
Вместо них в шатре появился широкоплечий, коренастый, начинающий седеть человек. Опустился на колено перед сестрой короля:
– Не знаю, сможет ли госпожа вспомнить меня…
– Почему же, помню. Ты – капитан «Зимородка», верно? А лет пять назад, в Грайане… – Нурайна запнулась, потому что имя силуранца не приходило ей на ум, хотя все остальное, связанное с ним, она помнила.
– Так, госпожа. Если бы не твоя доброта, меня казнили бы за преступление, которого я не совершал. Вся моя семья молит Безликих…
– Ну, будет, будет! Если я помогла доказать твою невиновность – значит, на то была воля Безымянных… Ты пришел, чтобы поблагодарить меня?
– Не только, госпожа… – Капитан говорил медленно, стараясь, чтобы речь была гладкой и правильной. – Происходят странные вещи… и я хочу рассказать тебе о них. Я не предатель. Я не произнес бы ни слова, если б думал, что это пойдет во вред моей стране. Но я вожу корабль по Тагизарне и каждый день молю богов о мире… о торговле между Силураном и Грайаном. И если что-то помешает переговорам… Да еще без ведома моего государя…
– Вот как? – Глаза женщины стали недоверчивыми и холодными. – А почему ты решил рассказать об этих «странных вещах» именно мне? Кто я такая? Всего-навсего незаконная сестра короля! А при Джангиларе столько придворных…
Капитан ухмыльнулся:
– Моя госпожа – скромная женщина… Но я кое-что слышал о том, что она значит при дворе. Опять-таки и про щедрость ее наслышан…
– Ладно, об этом потом… Что у тебя за «странные вещи»? Капитан замолчал, а затем заговорил совсем иначе – не подбирая учтивые слова, а как само на язык ложится:
– Когда снаряжались к выходу из Джангаша… я гляжу: еж водяной, в левый борт с наружной стороны вбито железное кольцо! Не в самый планшир, пониже… если перегнуться через борт, можно достать рукой. А от кольца вниз, в воду, цепь убегает – не очень толстая, но, похоже, прочная. Ну, думаю, еж водяной! На моем-то «Зимородке», где я каждую щепку отколовшуюся знаю, вдруг такие игрушки непонятные! Кликнул боцмана, пообещал ему ноги выдернуть. Он затрясся, понес какой-то бред: мол, велено было приколотить, а шуметь как раз не велено… Я ору, еж водяной, требую объяснений… вот только не думал, что мне их будет давать Нуренаджи Черный Эфес. Лично, еж водяной! Было мне сказано, что принц может оказать честь и другому кораблю, а на палубе моего «Зимородка» для меня погребальный костер сложат, если вякать не перестану… Ну, еж водяной, заткнулся я, а сам думаю: что-то не так! Мы ж в порту стояли, принцу вроде нечего было бояться… а он боялся, светлая госпожа, чтоб мне на Пенных Клыках днище просадить! В глаза я ему, еж водяной, не смотрел, но голос-то слышал… Думаешь, ясная госпожа, я рехнулся? Или вру? Или ерунду тебе зачем-то рассказываю?
Нет, Нурайна так не думала. Она сидела на подушках очень прямо, в напряженной позе, до кончиков пальцев полная недоброго предчувствия.
– Вот я и прикинул: еж водяной, да кого ж наследнику престола бояться? Только одного человека на свете… Пот меня прошиб, но думаю: ладно, мое какое дело… А при Вепре крутится какой-то наррабанец, мелкий да тощий, по-людски совсем не говорит, только «гыр-гыр-гыр» по-наррабански. На знать мордой и одежкой не тянет, от слуг в стороне держится. Еще до отплытия на борт перебрался. Принц сказал мне, что наррабанец по слабому здоровью ни в каюте, ни в трюме спать не может, надо ему тюфяк на палубе положить. Еж водяной, разве ж я спорю? Так эта морда смуглая кладет свой тюфяк у левого борта, аккурат там, где колечко вбито, и ни днем ни ночью с места не сходит, даже еду ему на палубу таскают…
– Дальше! – приказала Нурайна, когда капитан замялся.
– Все доскажу, светлая госпожа… а только боязно мне. Чем бы страх разогнать?
– Понимаю, – усмехнулась Нурайна и потянулась к небольшой перламутровой шкатулке. – Вот, держи…
Капитан с уважением взглянул на две золотые монеты на своей ладони.
– Госпожа щедра… Отчалили мы. Проходим Серую стремнину. Я на всякий случай сам к штурвалу встал. А сзади – голоса. По-наррабански говорят – Вепрь и этот… щуплый… Принц спрашивает: разве, мол, не понадобится какая-нибудь вешица с запахом? Щуплый отвечает: это ж не собака! Мне, говорит, главное – на человека взглянуть. Ночью, говорит, представлю себе этого человека, а она у меня в мыслях все прочитает. А принц ему: как на берег сойдем, держись возле меня да смотри в оба… Тут меня заметили и вроде как встревожились, а потом Вепрь со мной по-наррабански заговорил. Я дурачком прикинулся, а сам думаю: еж водяной, что ж они такого этой ночью затевают?
– Хотят чем-то порадовать Серую Старуху… – не собеседнику, а себе самой негромко сказала женщина.
Огни факелов отражались в черных струях, вытягивались лентами, извивались змеями, рвались прочь от корабля – и умирали во тьме.
Часовой-силуранец, стоявший у трапа «Зимородка», тоскливо глядел на берег, во мрак, кое-где разорванный тлеющими кострищами. Еле различимые пятна палаток казались затаившимся вражеским войском.
Воин вспоминал об оставленной дома жене – мягкие серые глаза, тихий голос, сложенные на большом животе руки… К его возвращению родится их первенец. Но мать не сможет положить малыша в Горную Колыбель, чтоб рос сильным и не знал болезней… Издревле грайанцы славятся крепостью и здоровьем. Что теперь станется с народом богатырей?
Горная Колыбель держит путь в Грайан… позор! Был бы королем Нуренаджи – не допустил бы такого!..
«Ничего, – шепнула на ухо жена, почему-то оказавшаяся совсем рядом. – Наш маленький все равно вырастет силачом. Послушай, как бьет ножкой… »
Просветлев, воин потянулся ладонью к животу женщины, чтобы почувствовать за теплой стенкой кожи упрямые, сердитые толчки…
– Улыбается… – шепнул Нуренаджи, наклонившись над часовым. – Что-то хорошее ему снится…
– Мой принц может не говорить шепотом, – сказал высокий бледный молодой человек. – Часовой не проснется… Будет ли он утром наказан?
– Не знаю. Это зависит от того, вскроется ли наша проделка… Ты ручаешься, что будет тихо?
– Постараюсь, мой принц, но после этого я… мне будет очень плохо.