– Окончательно – да, – после короткого молчания ответил эльф. – Первая половина моих волос стала белой в тот проклятый вечер, когда моя беременная сестра была вынуждена на моих глазах отдаваться трем пьяным ублюдкам, чтобы получить деньги мне на лекарства. А меня заставили на это смотреть. И если я закрывал глаза или пытался отвернуться, они ее били или придумывали что-нибудь похуже. А потом, когда они ушли, Лианэй сказала: «Зато у нас теперь есть две золотые марки…» Я думал, что умру. Я надеялся, что умру. Это была подлая, эгоистичная надежда, но она была. Я был готов совершить самое страшное преступление, только мысль о том, что Лиа без меня не выживет, остановила меня. А так хотелось войти вечером в какой-нибудь ресторан, где кутит вся эта «золотая молодежь», достать меч и убивать. Убивать до последнего вздоха. Пока кто-нибудь из этих ублюдков не окажется ловчее, быстрее, хитрее, умелее или попросту везучее и не отправит на тот свет уже меня. Очень хотелось, – руки Киммериона дрожали. Вэйлианесс перевернулся на живот, осторожно взял в свои руки тонкие кисти скрипача и прижался к ним губами.
– Тебе нельзя умирать, – прошептал он. – Если ты умрешь, мир тоже умрет. Тебе нельзя умирать… Понимаешь – нельзя!
– Вэй… Прости меня, – неожиданно сказал Ким. Лорд с удивлением поднял голову и посмотрел возлюбленному в глаза. – Я не имел права появляться в твоей жизни.
– Ты даже не представляешь, насколько я рад, что познакомился с тобой, – все так же тихо заговорил Эль’Чант. – Ким, моя жизнь была бессмысленной до нашей первой встречи. Я жил, работал, дрался на дуэлях, иногда писал пьесы для театра, небольшие фортепианные произведения, стихи… Спал, ел, занимался сексом… Страшно вспомнить, сколько любовников и любовниц у меня было за последние сто лет. Но все это было существованием. Бессмысленными функциями организма. Только когда я встретил тебя, я понял, что такое любовь, настоящая любовь, а не тот фальшивый коктейль из похоти и вожделения, который прячется под ее маской. Только тогда я понял, что любовь – это и есть смысл жизни. Настоящая любовь. И не важно, взаимна она или нет. Я начал жить после того, как умер, – Вэй с улыбкой коснулся шрама напротив сердца под расстегнутой на три верхние пуговицы рубашкой. – И все это лишь благодаря тебе. Если бы не ты, я так и оставался бы до конца жизни набором функций организма.
– Но ты ведь знаешь, что я…
Вэйлианесс не дал ему договорить, прижав палец к губам скрипача.
– Киммерион, ты не понимаешь. Мне не нужно спать с тобой или целовать тебя, для того чтобы быть счастливым. Настоящая любовь дарует счастье взглядом. Я счастлив оттого, что могу смотреть на тебя, слышать твой голос, ты делаешь меня счастливым, когда улыбаешься или хмуришься, пьешь свой любимый виски или играешь на скрипке. Каждое твое движение, каждый твой вдох – мое счастье. И для того чтобы быть счастливым, мне не нужно с тобой спать.
Ни слова не говоря, Киммерион обнял Вэя. Тот положил голову ему на плечо, и они сидели так около часа.
А потом Ким взял скрипку.
И Вэйлианесс был счастлив.
– Вэй, я очень устал сегодня, – сказал Ким, допив виски из стакана. – Скоро уже утро, и я сейчас усну прямо здесь, если сейчас же не дойду до кровати.
– Я тоже хочу спать, – улыбнулся Вэйлианесс. Гибким движением поднялся с ковра, помог встать Киммериону, и в этот миг открылась дверь гостиной.
Они обернулись одновременно.
На пороге стоял высокий черноволосый человек в бархатном темно-вишневом камзоле, высоких сапогах из мягкой кожи и алом плаще. У человека были красно-карие глаза и резкие черты лица. На поясе висел длинный меч в потертых ножнах, не вяжущихся с роскошью одежды. Впрочем, Александру Здравовичу никогда не было дела до того, подходят ли Сюзерен и его ножны к костюму, или нет.
– Доброй ночи, Киммерион. Здравствуйте, лорд Эль’Чант.
Ким смертельно побледнел. Его лицо исказила ненависть, в изумрудных глазах запылали искры безумной ярости.
– Что вы здесь делаете?.. – хриплым, дрожащим от едва сдерживаемого бешенства голосом начал он, но Здравович оборвал его коротким взмахом кисти.
– Уйми свой гнев, Киммерион. В конце концов, ты не в том положении, чтобы задавать такие вопросы, тем более – мне, – холодно проговорил Александр. Он остановился в дверях, прислонившись к косяку плечом.
– Что вам нужно? – Эльф едва сдерживал желание броситься мгновенно на своего заклятого врага, вцепиться пальцами, сильными, как у любого вампира, в горло и смотреть, как угасает подобие жизни в красно-карих глазах. Сдерживал, так как знал – не получится.
– Я надеялся, за прошедшие полтора года ты поумнел. Видимо, зря. В общем-то, я пришел не к тебе. Лорд Эль’Чант, мне очень жаль, но я не заинтересован в том, чтобы в Мидиграде росло поголовье вампиров. Мне, правда, жаль. Простите.
Только что он стоял у двери. Спокойно стоял в расслабленной позе, прислонившись к косяку, сложив обтянутые черными перчатками руки на груди. И спустя мгновение, с невероятной скоростью преодолев разделявшее его и Вэйлианесса расстояние, Александр выбросил вперед руку с выхваченным в прыжке мечом.
Киммериону показалось, что время замедлило свой ход. Медленно, очень медленно лезвие Сюзерена прорвало рубашку на груди Вэя, медленно проникло в грудь, пронзая сердце, и так же медленно, но очень хищно и непристойно высунулось из спины. Эльф вскинул руки, его пальцы, несколько минут назад сжимавшие пальцы Киммериона, сомкнулись на лезвии меча, он уже не замечал, что сильно ранит ладони о бритвенно-острый клинок… Ноги лорда подогнулись, и Вэйлианесс упал перед Александром на колени. Киму это показалось верхом какого-то чудовищного, извращенного бесстыдства. Вэйлианесс стоял на коленях перед Александром Здравовичем. Лишь мгновение.
Убийца сделал шаг назад, одновременно толкая серого эльфа в плечо. Лорд соскользнул с меча и упал на спину. На его губах пузырилась кровавая пена, между пальцами, прижатыми к ране, струилась горячая, темно-красная, соленая кровь. По лезвию Сюзерена скользнул белый шелковый платок – скользнул и упал на пол. Бесшумно. Перепачканный кровью Вэйлианесса белый шелковый платок с отвратными багровыми пятнами. Непристойно. Меч с тихим шуршанием проник в ножны, как мужчина проникает в женщину. Непристойно…
Его охватило странное оцепенение. Это было непристойно – стоять и смотреть, как убийца последнего дорогого Киммериону существа разворачивается и выходит из гостиной. Смотреть, как с каждой секундой драгоценная алая влага покидает тело Вэйлианесса, расползаясь жутким пятном по светло-серому ковру, было непристойно.
Скрипач не знал, сколько времени он так простоял. Из оцепенения его вырвал тихий шепот.
– Ким…
Он рухнул на колени рядом с другом и потянулся зубами к собственному запястью. Вэйлианесс перехватил его руку слабеющими пальцами.
– Не поможет… уже нет… Прости, но… Кажется, это все. И совсем не страшно…
– Вэй! Не смей, слышишь, не смей! Не смей умирать! – Кажется, Киммерион заплакал. – Ты не имеешь права!