Не думая, отчаянно, как пытается выбраться из воды не умеющий плавать ребенок, случайно упавший в водоем, Бекер стал бороться за жизнь. Изо рта его пошли пузырьки оставшегося в легких воздуха. Вытянуть руки из рукавов казалось таким легким делом, но чем яростнее он выдергивал их, тем теснее его сдавливали рукава. Непроизвольно он глотнул мутной воды, попытался было выплюнуть ее, но набрал еще больше. С ужасом Себастьян почувствовал, что тело само начинает помогать потоку утопить его. Оно перестало подчиняться воле хозяина.
Вдруг Бекер почувствовал, как кто-то схватил его за волосы и резко потянул вверх. Кашляя, он отболи закрыл глаза и ничего не видел.
— Мне не удержать вас, — произнес Сэйерс. — Ухватитесь за что-нибудь.
Себастьян не смог ни ответить, ни высвободить руки. Он мотнул головой, совершив очередную ошибку.
— О Господи, — вырвалось у Сэйерса, когда волосы инспектора выскользнули из его пальцев. Себастьян опять ушел под воду и погружался. Сэйерс быстро нагнулся и, схватив инспектора за воротник рубашки, снова вытянул наверх.
— Только не мечитесь, — сказал Сэйерс. — Думайте. Правой рукой снимите левый рукав.
Легко сказать, но трудно сделать. Окоченевшими пальцами Себастьян нащупал рукав, вцепился в материю и потянул ее, но рукав не поддавался. Сэйерс слегка приподнял детектива, и между этим движением и уносившим вниз потоком тот внезапно почувствовал, что его рука освободилась. Теперь он мог держаться на воде.
Одной рукой Сэйерс держал Бекера за воротник, а другой, обхватив перила, опасно наклонился над водой. Двигаясь на корточках, он, словно лесоруб бревно, тащил Себастьяна.
Неподалеку находилась небольшая металлическая лестница, прикрепленная к задней части шлюзовых ворот, но у Себастьяна не осталось сил даже схватиться ни за нее, ни за перила. Сэйерс подтянул Себастьяна и положил на ступеньки, подальше от поверхности воды. Обессиленный, инспектор недвижимо лежал на них.
Сэйерс нагнулся над ним.
— Я знаю, что вы думаете. Считаете, что я сбегаю от правосудия, от виселицы. Нет, я сбежал, потому что невиновен. Я невиновен, инспектор Бекер. И я клянусь вам, что смогу убедить вас в своей невиновности.
Себастьян даже не попытался что-либо ответить.
Сэйерс поднялся и зашагал прочь. Позднее Себастьян узнал, что Сэйерс постучал в домик смотрителя и сообщил, что на лестнице, неподалеку от его жилища, лежит человек без сознания. Смотритель подплыл к Себастьяну на лодке, подцепил его крюком, затащил в лодку и отвез на берег, попутно хорошенько отчитав за безрассудную храбрость.
К тому времени Том Сэйерс успел скрыться.
Миссис Мак не накрывала своим гостям обед, но соглашалась готовить из тех продуктов, которые они приносили ей на кухню. Примерно в пять часов она подавала в гостиную чай, хлеб с маслом и иногда пирог с тмином. Несмотря на скудость полдника, актеры, привыкшие в силу своей профессии довольствоваться сухим пирогом со свининой, наскоро поедая его в промежутках между действиями, были хозяйке очень благодарны.
Однако сегодня все они страдали отсутствием аппетита. Трудно сказать, что больше потрясло труппу — насильственная смерть мальчика-посыльного или арест Тома Сэйерса, подозреваемого в убийстве. Кто-то предложил отменить вечерний спектакль, но Уитлок и слышать об этом не хотел. Решили давать представление, но играли все как во сне, а вечером вернулись в пансион тихо, без обычных разговоров и восторгов. В десять минут шестого в столовой находились только Эдмунд Уитлок и Джеймс Каспар. Уитлок как ни в чем не бывало уплетал пирог с тмином, Каспар мерил шагами комнату.
Выглядела она угнетающе — тяжелые шторы с толстыми витыми шнурами, мрачная темная мебель и стоявшие везде, где только можно, отвратительные украшения. Во время оживленной беседы гостиная казалась не такой ужасной, но только не сегодня, когда тишину нарушали лишь стук маятника напольных часов и методичное чавканье маленькой собачки Уитлока, поедавшей один за другим кусочки пирога.
Каспар остановился, немного понаблюдал за Уитлоком и его любимцем.
— Кстати, в Китае едят собак, — вдруг сказал он.
Уитлок отрезал очередной кусок пирога и, сжав между большим и указательным пальцами, поднял вверх. Собака замерла, не сводя глаз с лакомства. Уитлок чуть опустил руку, пес подпрыгнул и выхватил кусок.
За последние несколько месяцев настроение директора театра сильно ухудшилось, что заметили все, но причину странного изменения разгадать не могли. За исключением, впрочем, коверного Галлифорда, который объявил, что Уитлок нездоров, потому что, по его заверениям, он знал, как выглядят больные люди.
— Держи себя в руках, Джеймс, — посоветовал Уитлок.
— И сколько времени мне нужно держать себя в руках? А если они его не поймают? Значит, и не повесят, — выпалил он.
— Меньше чем через три недели мы возвратимся в Лондон. Если до тех пор ты не умеришь свои аппетиты, то фактически его реабилитируешь.
Каспар вытянул из-под стола стул, опустился на него. Сложив руки на лучшей скатерти миссис Мак, он оперся на них подбородком.
Он с минуту разглядывал собаку, затем предложил:
— Я могу принять участие в его поисках.
— Нет.
— Эдмунд, я должен что-то делать. Иначе я сойду с ума.
— Ну, в такое мне трудно поверить, — усмехнулся Уитлок. — Не будь ребенком, Джеймс.
Каспар состроил гримасу, которую можно было принять за кривую усмешку, и откинулся на спинку стула.
— А вот мисс Портер не считает меня ребенком.
— У тебя детская тяга к обучению, — парировал Уитлок с истощающимся терпением в голосе. Он следил за собачкой, доедавшей последний кусочек пирога. — Тяга к тьме слишком далеко завела тебя. Но чем глубже ты увязаешь, тем дальше от тебя уходит ее смысл.
Каспар раздраженно вскочил.
— Ну почему, как только я начинаю на что-то жаловаться, ты сразу принимаешься читать мне нотации?! — воскликнул он.
— Тогда перестань жаловаться. И займись чем-нибудь полезным.
— Как? — спросил Каспар. — Ведь ты же сам запрещаешь мне искать удовольствий.
Стряхивая с рук крошки, Уитлок поднял глаза на Каспара и выложил основной постулат:
— Научись действовать тонко. Вполне реально разрушать нечто невинное без привлечения внимания публики.
* * *
Самой светлой комнатой в пансионе была гостиная, расположенная в фасадной части дома, окна которой выходили на улицу. Здесь стояло пианино, любовно отполированное самой миссис Мак, лежали хорошо взбитые большие дамасские подушки — эта комната, с великолепными шторами, собранными наподобие театрального занавеса и множеством памятных вещиц, способных украсить собой маленький музей, была ее гордостью и витриной. На стенах висели фотографии и афиши в рамках, на камине красовались китайские фарфоровые статуэтки. Столы в ней украшали небольшие приятные скатерти, и на каждой из них стояли вазы или изящные фигурки.