– Ты времени Учителя не отымай, – прогудел он в ухо Спелому. – Он обо всех думать должон. А ты человек в этом мире последний, получил, чего хотел, и ступай восвояси.
Спелый ощущал себя совсем уже ничтожным существом, настолько ничтожным, что мимо продолжавших покраску санитаров прошел, вернее, прошмыгнул, как нашкодивший на кухне кот. В дверях же развернулся и отвесил им низкий поклон.
– Иди, иди, – добродушно, не отрываясь от работы, махнул рукой Бес.
Наваждение закончилось, только когда Спелый завел двигатель любимого «Лексуса». Тихое, но солидное гудение мотора напомнило ему, что человек он вовсе не последний в этом мире. «Надо к папику. Давить это гадючье гнездо. А телку себе возьму», – подумал он, рванув машину с места, так, что покрышки лишь жалобно вскрикнули.
Генерал Службы безопасности, генерал-майор Козьма Варфоломеевич Трубостроев решил «брать» «мертвяка». И «брать» его он положил прямо в институте у Перетятькин. Для этой цели он отрядил опытного оперативника, майора Чибисова. Поставил ему задачу изъять с рабочего места гражданина Стукалина Семена Семеновича и доставить его вот сюда, прямо в этот кабинет.
– Только учти, Трофим Денисович, Стукалин этот – паранормал.
– Видали и паранормалов, – не повел и бровью Чибисов.
– Нет, это не просто паранормал. Это серьезный объект.
– Так что в случае чего, действовать на поражение?
– Действовать прежде всего убеждением! – рявкнул Трубостроев. – Мне еще трупа в майорских погонах здесь не хватало.
– Понял, товарищ генерал-майор. Постараемся убедить.
Проводить Чибисова к рабочему месту нового сотрудника вызвался сам Перетятькин. Он был рад угодить оперативникуа, чтобы уж больше никогда не видеть Стукалина и не вспоминать о нем по сотне раз на день.
В обширном зале, уставленном столами с персональными компьютерами, сидел Семен Семенович, лузгал семечки и играл в «крестики-нолики». Перетятькин окинул рассеянным взглядом зал и поинтересовался у молодого сотрудника, сидевшего ближе к дверям, где тут Стукалин.
– Там, у окна, – показал тот. – Третью неделю в «крестики» играет. Еще ни разу не выиграл, Нестор Анатольевич.
– Чудненько, пойдемте, товарищи, – обернулся он к застывшей в дверях опергруппе.
Чибисов покачал головой и сказал:
– Здесь нельзя. Вызовите в коридор.
– Голубчик, не могли бы вы позвать Стукалина? – с отеческой даже ноткой в голосе попросил Нестор Анатольевич молодого сотрудника.
Реакция была неожиданной:
– Ради бога, Нестор Анатольевич, хоть на галеры, не пойду.
Перетятькин растерялся.
– А… разве это так сложно?
– А вы попробуйте.
– Да? Ну, я попробую.
С величайшим страхом директор приблизился к «мертвяку».
– Товарищ?.. Товарищ Стукалин, у вас не найдется свободной минуты?
– Свободной нет, – сухо ответил тот.
Перетятькин растерянно посмотрел в окно.
– Вас очень ждут.
«Мертвяк» тоже посмотрел в окно.
– Там ждут?
– В коридоре…
– Тем, кто в коридоре, я не нужен. Скажи Чибисову, что я уже у Трубостроева.
И в тот же момент товарищ Стукалин исчез.
Перетятькин воровато огляделся, словно он совершил что-то стыдное, и поспешил уйти.
– Исчез, – коротко сообщил он Чибисову. Сказал, чтобы я вам передал, что он уже у Трубостроева. Сказал и исчез.
Чибисов достал мобильный и набрал кабинет Трубостроева.
– Товарищ генерал-майор, – начал было он, – это Чибисов.
Но услышал в ответ:
– Уже беседуем.
Чибисов захлопнул мобильник и посмотрел на Перетятькина таким взглядом, что тот нервно передернул плечами и спросил:
– Все в порядке?
– Как в образцово-показательном дурдоме, – ответил Чибисов и кивнул своим сотрудникам, мол, пошли отсюда.
Когда за спиной у Трубостроева, курившего у окна, а точнее, в его генеральском кресле, материализовался гражданин Стукалин и произнес: «Звали?» – генерал почти не удивился. Лишь вздрогнул и попенял себе за старческую впечатлительность. Повернулся к гостю:
– Вы Стукалин Семен Семенович?
– Трубостроев, не темните, – наглым тоном ответил «мертвяк».
– В каком смысле? – опешил генерал.
– Отвечай, – перешел на «ты» «мертвяк».
Трубостроев взял себя в руки и отогнал от себя неприятное и в чем-то даже непристойное наваждение: кто сидит в генеральском кресле – тот и имеет право спрашивать. Он уже открыл было рот, чтобы крепким словом поставить нахала на место, но вместо бранной речи вежливо поинтересовался:
– А у вас и в самом деле души нет?
Стукалин надолго задумался, лицо его сделалось пустым, как чулан в доме под снос. Наконец, глаза блеснули, и он изрек:
– Душа – понятие метафизическое.
Генерал покивал и вновь осведомился:
– А сверхспособности? Они у вас есть?
Собеседник вновь принял задумчивый, совершенно бессмысленный вид. А затем опять же назидательно изрек:
– Способности у каждого свои. Они же – обыкновенные.
Трубостроеву крепко захотелось дать этому субъекту в рожу, а затем долго пинать ногами, чтобы до пота прошибло, чтобы устал. Снова пришлось брать себя в руки и объяснять, что он имел в виду под сверхспособностями.
«Мертвяк» соображения Трубостроева слушать не стал.
– Я уже сказал, что у каждого – свои. Тебе они нужны. Затем меня и видеть хотел. Хотел?
– М-м…
– То-то же. Следить за любым смертным желаешь?
– Ну… ну…
– Склонять волю, смущать разум, подделывать документы?
– Я…
– Все будет тебе, если выполнишь одно-единственное условие.
Трубостроев отер тыльной стороной ладони пот со лба. Пиджак сделался неудобным, тесным. Жарко было до невозможности. Генерал расстегнул пуговицы, собрался было сбросить туфли, чтобы остудить ноги, но вовремя спохватился: терять остатки солидности означало для генерала потерю самоуважения.
– Говорите, – сдавленно произнес он.
– Говорю. Вы должны согласиться раз и навсегда служить добру, – маску идиота вдруг озарила лучезарная улыбка.
Это было настолько неожиданно, словно преображение дебила в пророка, что Трубостроев закашлялся. «Какого лешего меня дернуло заняться этими… Перетятькин – урод. Втравил. Мог же сам, сволочь, втихаря ими заниматься. Ему ж никто не мешал!» – с отчаянностью психоаналитика, вызванного в судебное заседание по иску его пациента, думал Козьма Варфоломеевич.