– Отвечай. Вы соглашаетесь или нет? – гнул свое «мертвяк», то надевая маску дегенерата и обращаясь на «ты», то делая возвышенное лицо и переходя на «вы». – Отвечай. Говорите, вы согласны?
– Да ведь я даже не знаю, не могу знать, что вы подразумеваете под словом «добро»? – нашелся Трубостроев.
«Мертвяк» снова надолго «выключился».
– Добро – это благо. Это когда все друг для друга, это когда все едины и каждому хорошо.
– А если каждый – убийца и вор? И ему чтобы хорошо? – генерал, чекист старой закалки вельми поднаторел в демагогических спорах с диссидентами.
Вот уж не думал никогда Трубостроев, что ему придется когда-нибудь вспомнить богатый опыт психологической казуистики.
«Мертвяк» ответил сразу:
– Убийца только для себя. А будет, чтобы для всех. Тех, кто для себя не останется. Воцарится гармония между людьми.
– Бред, – не удержался Трубостроев. Новая эпоха уже подпортила его нервную систему, приучив не сдерживать внезапных эмоций.
– Тебе жарко, – механическим голосом сообщил «мертвяк».
Трубостроев рефлекторно кивнул. А затем охнул: он стоял посреди кабинета в одних носках. Вся его одежда, включая нижнее белье, расположилась по ту сторону окна, на подоконнике.
Генерал бросился вызволять трусы и костюм. Едва потянулся за ними, как на голову с потолка обрушились туфли.
– Что все это значит?! – в страхе и гневе воскликнул он.
– Демонстрация способностей.
– Демонстрация, значит, – пропыхтел генерал, натягивая трусы.
– Демонстрация может быть продолжена, – бесстрастно произнес Стукалин.
– Если вы такие способные, отчего же, мать вашу, власть не берете? Почему вас не видно? Почему вас выковыривать приходится, как тех тараканов под плинтусами?
– Мы, как хозяин прикажет. Нам самим ничего не надо. Нам без хозяина интереса нет. А там, где нам интересно, там нет хозяев. Хозяева здесь.
– Да что это за хозяева такие? – в сердцах воскликнул Трубостроев.
– Те, кто желают многого.
Трубостроев, наконец, оделся, одернул пиджак и внезапно успокоился. В конце концов, он делает дело. О деле и надо говорить.
– Значит, выбираете для себя хозяев сами?
Лицо «мертвяка» вдруг исказилось гримасой. Он стал бубнить что-то невразумительное, буквально: «А-ва-ма-ба… Бу-бу-бу…»
«Что за леший? Неужели перехватываю инициативу в разговоре?» – еще более ободрился генерал.
– Мы не выбираем, – заговорил вразумительно «мервтяк». – Мы присоединяемся.
«Э-э… ушел от ответа».
– Чтобы присоединиться, сперва нужно выбрать, не так ли? – гнул Трубостроев.
– Мы присоединяемся, – совсем уже тихо повторил Стукалин.
«Ушел, ушел, собака».
– Нынче кто у тебя в хозяевах? Ибрагимов?
– Мой хозяин – великий хозяин. А Ибрагимов – несчастный человек. Он тоже придет к добру. Теперь все несчастные в этом городе увидят свет добра и возжелают добра. А потом и во всем мире.
– Эк хватил. Чтобы люди захотели жить так, чтобы не для себя, а для других? В жизни такого не будет!
– Мой хозяин – великий хозяин. Он сделает.
Трубостроев хотел было еще про что-то спросить, но внезапно осенила его одна страшная мысль: а ну как его с мэром операция по «мертвякам», вовлечение в игру Ибрагимова – все это чужая игра, закрученная этим неведомым хозяином? Эк, как это он одним махом подцепил самых первых, самых сильных людей города на свою вилку.
Генерал вяло опустился на стул.
– Хочешь служить добру? – голосом пророка возгласил Стукалин.
– Да пошел ты, – без прежней энергии, но твердо и решительно обронил Козьма Варфоломеевич.
– Нет. Просто так я не уйду. Ты владеешь тайной, цена которой велика.
– Ага, угрозы.
– Нет, лишать тебя жизни нельзя. Жизнь – это добро. Но разума и воли можно – они у тебя служат злу.
– Лучше уж сразу лишайте жизни, – буркнул Трубостроев, а про себя подумал: «Надо соглашаться. Условия бы выторговать попристойнее… Если без их хренового добра никак, то хоть чтобы способностей было поболее, чем у прочих «добреньких». Эх, а какого хрена я с посредником разговариваю. Я же нужен его хозяину. Для чего-то он всю эту петрушку закрутил? Вот пускай лично сам соизволит. А то с этим чуркой, как с поленом. Ничего путного не вытрясешь». – Слушай. Значит, такое предложение. Согласен предварительно, подчеркиваю – предварительно, на ваше добро, но только после разговора с хозяином. Вот так.
«Мертвяк» помолчал, бессмысленно глядя в стену, а потом исчез так же, как и появился, абсолютно внезапно. Трубостроев перекрестился и вызвал по селектору адъютанта.
– Дружок, забери это кресло ко всем чертям. И доставь новое.
На следующее утро к воротам института подкатила милицейская патрульная машина. Протянувшийся от корпуса к корпусу решетчатый забор отгораживал институт вместе с зеленой лужайкой и часовенкой от остального мира. Из «лунохода» выгрузился толстый капитан милиции в форме и, заглянув в дверь дежурки, скомандовал:
– Эй, давай, открывай мануфактуру.
– Чего? – не успев разглядеть посетителя, вскинулся казак, дежуривший в этот день.
Одет он был в стилизованную казацкую форму с лампасом на штанах, с галуном на груди и с шашкой на поясе. Казачество города Н., как известно, делилось на реестровое и обычное, какое можно встретить повсюду. Конечно, на Украине, в районе, скажем, Львова казака уже не встретишь, там его заменяет бендеровец. Реестровое казачество в былые времена служило польскому королю, но кто об этом сейчас вспоминает? Нынче же, чтобы занять себя хоть каким-то делом, казаки охраняли общественные мероприятия и учреждения, куда позовут. Тоже не всякие казаки, а только те, которые с утра до вечера желали ходить в форме и с шашкой. Да хотя бы и без шашки, но только чтобы видно было, что он – казак!
– Давай, чучело ряженое, открывай уже! – рявкнул мент.
Казак, наконец, разглядел гостя.
– Товарищ капитан, уже открываю.
Загудел электромотор, створки ворот раздвинулись. «Луноход» заехал на территорию и припарковался у часовни.
Вместе с капитаном выгрузились трое омоновцев, облаченные в бронежилеты и шлемы, с автоматами. Едва ступил капитан на порог, как из дверей вышел навстречу Нестор Анатольевич Перетятькин, извещенный казаком.
– Добро пожаловать! – с улыбкой прохиндея поздоровался он.
– Добро, коли не шутишь. Ты кто? – ответил капитан.
– Директор, Нестор Анатольевич.
– Да, о таком мне докладывали. Здравствуйте. Где Стукалин?