— Мы выставим круглосуточный патруль, — настаивал Морган. — Рано или поздно она должна вылезти наружу, и когда это произойдет…
— Она снова убьет кого-нибудь, — закончил за него Уортроп. — Сейчас или никогда. Пока она уязвима, защищая потомство. Все ее внимание сосредоточено только на этом. Другой, лучшей возможности, чем сегодня ночью, нам может не представиться. Потом она может перенести своих отпрысков в другое место — и тогда пиши пропало. Весь ритуал Маори можно будет проводить еще раз с самого начала.
— Найти ее сегодня? Но как? И где? Как вы предполагаете ее разыскать?
Уортроп мялся с ответом, зато Кернс взял слово:
— Не знаю, что предложит Пеллинор, но я думаю, стоит воспользоваться центральным входом в логово Антропофагов.
Он повернулся к вершине холма, и все, проследив за направлением его взгляда, уперлись в мавзолей семейства Уортропов. Его алебастровые колонны отсвечивали, как отполированные кости, при свете пламени.
Мы поднялись на вершину холма к последнему месту отдыха предков Доктора. По обе стороны от нас шли помощники Моргана, усталые, с покрасневшими глазами; двое — впереди как разведчики, двое — с факелами в руках, освещая дорогу, еще двое несли один из чемоданов Кернса. Мы с Малакки шагали вместе, немного позади Моргана и Докторов. Они переговаривались всю дорогу от костра до мавзолея, но слов я разобрать не мог. Подозреваю, они снова спорили, каким образом Антропофаги попали сюда. У портика Уортроп приказал людям Моргана оставаться снаружи. Он был уверен, что все это глупая ошибка и мы не пробудем долго внутри мавзолея.
Центральный коридор разделял здание на две секции. Предки Доктора покоились под каменными плитами по обе стороны. Их имена были выгравированы на памятниках. Прапрадед Уортропа построил этот фамильный склеп так, чтобы он прослужил еще дюжине поколений. Оставалось еще много свободных мест, ждущих своих владельцев, — белые мраморные плиты, пока без гравировки.
Мы прошли по всей длине отзывающейся эхом гробницы, немного притормозив, когда Уортроп остановился на мгновение перед могилой своего отца. Он посмотрел на надгробие в молчании; лицо его было непроницаемо. Кернс провел пальцем по гладким стенам, непрерывно обшаривая взглядом все вокруг — стены, потолок, пол. Морган нервно потягивал погасшую трубку, и этот звук, как и наши шаги, эхом разносился под высокими сводами и арками мавзолея.
По дороге обратно к выходу Уортроп обернулся к Кернсу и сказал, не в силах сдержать победоносную улыбку:
— Я же говорил.
— Это был бы самый логичный выбор, Пеллинор, — рассудительно сказал Кернс. — Меньше риск того, что за ним будут следить, далеко от посторонних взглядов, а если кто-то и увидит, то вряд ли спросит, что он здесь делает. По этой же причине он выбрал кладбище как место, где их можно держать.
— Я бывал здесь неоднократно, я заметил бы, — настаивал Уортроп.
— Ну, я сомневаюсь, что твой отец повесил бы над дверью в мавзолей табличку «Осторожно! Монстры!» — ответил Кернс с улыбкой.
Вдруг он остановился, и его взгляд впился в блестящую медную табличку, украшенную семейным гербом Уортропов, привинченную к каменной стене. К нижней части таблички была прикреплена витиеватая серебряная буква «У».
— А это что такое? — спросил он.
— Это семейный герб, — сухо ответил Уортроп.
Кернс похлопал себя по ноге и пробормотал:
— А где мой охотничий нож?
— Он у меня, сэр, — сказал я.
— Отлично, — воскликнул он, — окропленный кровью Антропофага. Я забыл! Спасибо, Уилл!
Он подцепил концом ножа одну сторону таблички, пытаясь отсоединить ее от стены. Когда не получилось, он попробовал с другой стороны. Уортроп потребовал сказать, что он делает; Кернс ничего не ответил. Он рассматривал табличку, хмурясь и поглаживая усы.
— Интересно… — Он протянул нож мне назад и положил ладонь на серебряное «У». Буква повернулась по часовой стрелке под его рукой и остановилась, перевернутая. Кернс удовлетворенно хохотнул.
— Ах ты хитрец, Алистер Уортроп. Теперь буква «У» превратилась в стрелочку! А стрелочка — это указатель. Он мягко надавил на букву, и табличка откинулась с одной стороны, как дверца, обнаруживая в стене небольшое углубление, похожее на тайник. Внутри были часы, стрелки стояли, замерев, на цифре двенадцать.
— «Все чудесатее и чудесатее», — процитировал Кернс. Мы собрались вокруг него, заглядывая внутрь через его плечо. — Поставить часы не где-нибудь, а здесь! Какое дело мертвецам до времени?
— Какое дело? — эхом отозвался Морган.
Кернс протянул руку и дотронулся до минутной стрелки. Он склонился ухом к отверстию в стене и, прислушиваясь, перевел стрелку на пятнадцать минут первого. Затем хмыкнул и выпрямился, чтобы улыбнуться Моргану.
— Мертвецам нет дела до времени, констебль. И это — никакие не часы.
Он повернул часовую стрелку на 12, надавил руками на мрамор, расставил ноги для баланса и изо всей силы оттолкнулся от камня.
— Это же нелепо! — воскликнул Уортроп. — Мы теряем драгоценное вре…
— Нет, должно быть какое-то число, которое имело для него определенный смысл, — прервал Кернс, — не настоящее время суток. Какая-то дата, или номер псалма из Библии, или что-то из Евангелия. — Он пощелкал пальцами. — Ну, вспоминайте, какие-нибудь самые цитируемые слова!
— Псалом двадцать три, — предложил Малакки.
— Недостаточно часов, — возразил Морган.
— Может, военное время?
Кернс поставил часы на 8:23. На этот раз они вместе с Малакки, который, казалось, заразился возбуждением Кернса, надавили на часы, но огромная плита не шелохнулась.
— От Иоанна 3:16, - предположил Малакки.
Безрезультатно. Уортроп хмыкнул с отвращением.
— Пеллинор! — позвал Кернс. — В каком году родился твой отец?
Доктор отмахнулся от него. Кернс снова принялся вглядываться в часы, поглаживая усы.
— Возможно, год рождения Пеллинора?
— Или его жены, или его годовщина, или вообще любая комбинация, — раздраженно пропыхтел констебль. — Это безнадежно.
— Час ведьм, — раздался позади нас голос Уортропа. Я заметил печаль в его глазах — приятие неприемлемого, признание неизбежного. Сделанный вывод.
— Час ведьм приближается, — сказал Уортроп. — «Колокол звонит, Час ведьм приближается, и сам Христос подвергается насмешкам…» Это цитата из дневника моего отца.
— Полночь? — спросил Кернс. — Но мы это уже пробовали.
— Час ведьм — на час позже. Час ночи.
Кернс колебался, но, пожав плечами, перевел стрелки на час ночи. Но стена снова не поддалась, даже когда мы все навалились на нее.
— Скажи-ка еще раз, как там у него написано? — спросил Кернс. — «Тот час, когда сам Христос подвергается насмешкам»?