Осмелев, она опустила взгляд на его ноги. Они были в шрамах. Видимо, от разлетевшихся осколков стекла. Белая паутина шрамов на темной коже.
Она посмотрела в его темно-карие глаза. Он молча ждал.
Изабелла облизнула губы кончиком языка.
— Я… я не могла уснуть.
— Похоже, что у нас обоих проблемы с этим. — Доминик повернулся и схватил большое белое полотенце, висевшее на шезлонге. Он держал его в руках, не торопясь прикрыть сморщенную от ожогов кожу. Грубые бесформенные шрамы покрывали его шею, тянулись через плечо и вниз по левой руке. Выждав момент, он накинул полотенце на плечи.
Изабелла проглотила ком и села на край бассейна, закатала штанины брюк и опустила ноги через край в воду.
Вода, нагретая солнцем, была теплой, но все-таки освежающей.
— Вы должны окунуться, — произнес Доминик где-то за ее спиной. — Вода чудесная.
Изабелла не обернулась. Она слышала, как он вытирается, шурша полотенцем.
— Я редко плаваю.
— Почему?
— Я не очень хорошо плаваю. Почему-то мне не удалось научиться правильно дышать.
Она пошевелила ступнями в воде.
— Дышать надо по тому же принципу, что и не в воде.
Она почувствовала по его голосу, что он улыбается, и поняла, что он расслабился. Чего нельзя было сказать о ней. Она… она была словно натянутая тетива.
— У меня не получается. Почему-то я задерживаю дыхание, а потом у меня начинает колоть в боку.
Она вытащила ноги из воды и встала, вдруг осознав, что было уже очень поздно.
Доминик надел просторную футболку и натянул джинсы, прямо на мокрые плавки. Он протянул ей полотенце.
— Хотите?
— Спасибо.
Она взяла полотенце, подошла к шезлонгу и положила дневник бабушки на стоявший рядом столик. На темной коже обложки сверкнула капелька воды, и она смахнула ее пальцем.
— Что это у вас за тетрадь? — спросил Доминик, сев на соседний шезлонг.
— Дневник моей бабушки, королевы Софии. Первой жены моего дедушки.
Доминик кивнул.
— Помните, я говорила вам, что они любили это место? Мой дедушка привез ее сюда вскоре после их женитьбы, и они провели здесь все свое первое лето. Пока ей не пришлось возвратиться на Нироли, где родился мой отец…
Она замолчала.
— Я помню, — кивнул Доминик. — Она еще написала про Грот Посейдона.
— Мне показалось, что было бы интересно прочитать ее дневник здесь, поэтому я захватила его с собой. Я… — Она замолчала, загипнотизированная выражением его темных глаз.
Он действительно хотел ее. Она чувствовала это всем телом. Напряжение висело в воздухе, как нечто осязаемое. Настоящее. Живое. Трепещущее. И она испугалась, ее ответное желание было столь сильным, что она перестала контролировать себя. Такое с ней случалось впервые в жизни!
— Можно мне? — Доминик протянул руку к дневнику.
— Конечно! — Она отвела волосы от лица. — Но это довольно трудно читать. У нее почерк очень мелкий и…
Изабелла протянула ему тетрадь и взглянула на его руку. Длинные, красивые пальцы. Загорелая кожа. А ее пальцы в миллиметрах от его пальцев. Так близко! Одно движение — и они соприкоснутся.
Вчера он брал ее за руку, но сейчас все было по-другому. Вчера их объединяла дружба и одиночество. Сегодня — страсть.
— Сколько лет было королеве Софии, когда она приехала сюда?
— Восемнадцать.
— Юная. — Он открыл дневник. — А когда она умерла?
— Когда родила моего отца. Мой дед был безутешен. Он по-настоящему любил ее. А она его.
Темные глаза Доминика сверкнули.
— Я не очень много слышал о ней.
— Он… — Изабелла взяла его полотенце и начала вытирать ноги. — Он снова женился, и его новой жене было непросто.
— Он говорит вам о своей жене когда-нибудь?
Изабелла покачала головой.
— Нет, но он дал мне этот дневник. Года полтора назад. И попросил хранить его.
Подразумевалось, что у его второй жены он не сохранится. Это совпадало с тем, что Доминик слышал о королеве Еве. Это была малосимпатичная женщина.
— А у моего отца хранился ее портрет. Висел в его гардеробной. Мне кажется, он любил смотреть на нее, но не хотел, чтобы кто-то увидел его за этим занятием.
— А где этот портрет сейчас?
— Упакован в ожидании того, когда Марко решит, что будет с ним делать.
Право старшего по рождению.
Это было совершенно нечестно. Доминик увидел, как Изабелла нервно затеребила полотенце. Она не могла ничего унаследовать. Она не была старшим ребенком… но по ее голосу он понял, что она была сердита на своего брата.
Ему инстинктивно захотелось обнять Изабеллу. Защитить ее. Оградить от всех проблем.
Она была невероятно красива. Теплая и сердечная. И он сознавал, что с каждой минутой все больше влюбляется в нее.
Ему хотелось спросить ее, не хочет ли она посмотреть грот, который, очевидно, так любила ее бабушка, но понимал, что это был бы не очень мудрый шаг.
Здесь, на территории «Палаццо Таволара», они были вдали от реального мира, который слишком жесток к ним. Люситта, к величайшему огорчению, права, сказав, что у него с Изабеллой Нирольской нет будущего. Идиллии придет конец, когда он вернется обратно в Рим.
Но было так заманчиво провести все время, которое у них оставалось, вдвоем. И Изабелле обязательно понравится Грот Посейдона. Они могли бы устроить пикник…
Доминик заерзал. Глупо бесцельно мечтать!
Но…
Но когда она смотрела на него, на его шрамы и обожженную кожу, в ее глазах не было отвращения.
Неужели такое возможно?
— Марко унаследовал все?
Глаза Изабеллы вспыхнули. На мгновение он даже подумал, что она не станет отвечать.
— Да, конечно. Все, что не принадлежит государству. Роза и я получили мамины драгоценности.
Доминик с удивлением подумал, что ему совершенно не интересно, кто станет королем и королевой после смерти короля Джорджио.
А еще три недели назад его это чрезвычайно волновало. Всякие слухи доходили с Нироли, и некоторые были настолько невероятны, что им невозможно было поверить.
Изабелла подняла глаза.
— Я не обижаюсь, — сказала она. — Мне досталось наследство от деда по материнской линии. У меня есть деньги, которые я могу инвестировать в Монт-Авеллан. Дед был очень щедрым по отношению к нам всем.
Доминик заметил, как взволнованно запульсировала жилка на ее щеке.