На смуглых скулах Глеба заиграли желваки.
– И ночами… – продолжила Ольга, не обращая внимания на его изменившееся лицо. – Ночами мы тоже много разговаривали. – Глаза Ольги подернулись дымкой. – Я очень скучала по тебе, Глеб, – сказала она. – А ты? Ты обо мне вспоминал?
– Иногда, – сказал Глеб.
Ольга протянула руку к его ладони и тихонько погладила кончиками пальцев.
– Хочешь, поедем сейчас ко мне? Хочешь?
– Я бы с радостью, но мне еще нужно кое-что сделать.
Теплая ладонь Ольги легла на руку Глеба.
– Ты можешь приехать позже, – тихо сказала она. Глеб молчал. Ольга дернула уголками губ и убрала руку: – Что-то я не то говорю. – Она посмотрела на бокал и поморщилась. – Виктор был прав – мне совершенно нельзя пить. Меня развозит от одного глотка. – Вздохнув, она вновь перевела взгляд на Корсака. – Но мне одиноко, Глеб… Страшно одиноко. Это глупо звучит, но мне нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
– Вряд ли я гожусь, – сказал Корсак.
Несколько секунд Ольга сосредоточенно смотрела на журналиста, словно пыталась проникнуть в его мысли. Потом откинулась на спинку стула и кивнула:
– Ты прав. Слишком много времени прошло. Потом мы оба пожалели бы.
Глеб молчал, сжимая в пальцах кружку с пивом.
– Мне пора, – сказала Ольга. – Прости, если что не так. Мне очень приятно было с тобой встретиться. Правда.
Она перегнулась через стол и поцеловала его в щеку. Потом встала.
– Звони мне иногда, ладно?
– Ладно.
Ольга повернулась и пошла к двери. Возле выхода обернулась и приветливо помахала Глебу рукой. Стеклянная дверь открылась и снова закрылась, поглотив Ольгу.
Столбик пепла с сигареты упал Корсаку на руку. Глеб вздрогнул, тряхнул рукой и затушил окурок в пепельнице. Потом снова посмотрел на дверь и тихо произнес:
– Даже не думай, парень… Даже не думай.
Встреча с Ольгой, как неожиданный порыв ветра, раскалила угли, которые Глеб давно привык считать остывшими. Вспыхнув, они начали жечь душу бедного журналиста, и тушить их нужно было отнюдь не водой. Вечером Корсак решил как следует напиться. Однако после двух стаканов водки с тоником вдруг почувствовал отвращение к спиртному.
«Взрослый, сильный мужчина, а ведешь себя, как подросток», – с досадой подумал Глеб.
Он отставил бутылку и достал из кармана телефон. В записной книжке нашел несколько подходящих женских имен.
Договорившись о встрече, Корсак убрал телефон, встал и направился в прихожую. Проходя мимо зеркала, остановился и посмотрел на свое отражение. Из зеркала на него глянуло желтоватое, осунувшееся лицо. Под нижними веками наметились тени, белки глубоко посаженных глаз покраснели от бессонниц. Глаза рыцаря, смирившегося со своим поражением раньше, чем закончилась битва, и не чувствующего теперь ничего, кроме усталости.
Глеб накинул пальто и вышел из квартиры.
Пока ж пред нами призраки предстанут.
И призраков нам должно одолеть.
Т. С. Элиот. «Убийство в храме»
Утро выдалось тяжелым. Болела голова, во рту стоял отвратительный привкус кислого железа и табака. Да и на душе было не лучше. Домой Корсак приехал около трех часов ночи, а сейчас часы показывали девять. Поднявшись с постели, Корсак принял ледяной душ и выпил чашку крепчайшего кофе. Это помогло взбодриться.
Профессору Северину Глеб звонил, ощущая приятное волнение. Когда-то культуролог Игорь Федорович Северин был его научным руководителем. С тех пор утекло много воды, но Корсак вспоминал об учителе с неизменно теплым чувством.
– Слушаю вас! – послышался в трубке характерный хрипловатый голос.
– Игорь Федорович, здравствуйте. Это Корсак.
– Корсак?.. Какой такой Корсак?.. Ах Корсак! – хрипло воскликнул Северин, делая вид, что только что вспомнил Глеба. – Рад тебя слышать!
Несмотря на почтенный возраст, Северин любил повалять дурака, и в былые годы их словесные пикировки приносили Глебу много удовольствия.
– Я вас тоже, – сказал Корсак. – Как поживаете?
– С переменным успехом. Третий день борюсь с ангиной, утопил часы в раковине, опоздал вчера на собственную лекцию, но зато через пару недель выходит моя новая книга. А значит, меня можно назвать счастливчиком.
– Вижу, вы по-прежнему оптимист. О чем книга?
– Небольшая монография о Чимабуэ и Джотто [2] . Если ты еще помнишь, кто это такие.
– Как же, – сказал Глеб. – Если не ошибаюсь, Джотто – это американский киноактер. Кажется, это он играл в «Крестном отце»?
– Точно. Он сделал Чимабуэ предложение, от которого тот не смог отказаться!
Они рассмеялись.
– Не забудьте подарить экземпляр, – весело сказал Глеб.
– С удовольствием тебе его… продам. – Искусствовед снова хохотнул, но тут же закашлялся. Прокашлявшись, сипло проговорил: – Прости. Проклятая ангина. Ты сам-то как?
– Лучше всех, – ответил Глеб.
– Читал твой репортаж о любовных играх рачков-комарусов. Сильно написано. Жестко, логично, бескомпромиссно.
– Что-то не припомню, чтобы я про это писал.
– Правда? Жаль. Тебе непременно нужно написать о чем-нибудь этаком.
Глеб покосился на картину, стоявшую на стуле.
– Игорь Федорович, у меня к вам дело.
– Слушаю тебя.
– Мне нужно узнать как можно больше об одной картине.
– Что за картина?
– Гильрен ван Тильбох. «Автопортрет со смертью».
– Ван Тильбох? Отличный художник. Тебе нужен подробный отчет?
– Желательно.
– Тогда я должен кое-что освежить в памяти. У тебя есть цифровые фотографии работы?
Глеб снова покосился на Тильбоха.
– Как вам сказать… В общем, да.
– Можешь выслать по электронке?
– Да.
– Тогда диктую.
Северин сообщил свой смейл, дождался, пока Корсак запишет, и сказал:
– Позволь задать тебе вопрос: почему ты интересуешься Тильбохом?
– Журналистские дела, – ответил Корсак.
– Пишешь статью о каких-нибудь мошенниках?
– Что-то вроде этого.
– Ясно. Подъезжай на кафедру к концу третьей пары. Дорогу к университету помнишь?
– Такое не забывается.