В целом же впечатление от Москвы было более приятным, нежели неприятным. В сравнении с парижанами москвичи, конечно, выглядели дикарями, однако в сравнении с американцами они, безусловно, казались вполне цивилизованными людьми.

Наряду с заведениями для еды и питья, именуемыми щелкающим словом «traktir», повсюду здесь встречались заведения, где подавали один только чай. На чистых скатертях стояли блюда с круглыми, толстыми галетами и колечками, испеченными из сдобного теста. Видимо, для того, чтобы остудить чай, москвичи переливали его из чашек в блюдца. Потом они дули на чай, пуча глаза, – выглядело это чрезвычайно комично. А потом, по всей вероятности ленясь совершать обратный маневр, из этих же блюдец и пили.

Как ни странно, народу здесь бывало едва ли не больше, чем в питейных заведениях, где подавали водку и вино. Судя по интенсивности общения, «чайные» заменяли москвичам клубы.

В приемной, в которую вошел Генрих Брокар, находился всего один человек, маленький, тощий и вертлявый. Пахло от него дешевым фруктовым мылом.

– Мсье Брокар, очень рад познакомиться! – на родном языке поприветствовал Генриха вертлявый, выходя из-за стола и пожимая ему руку. – Мсье Гика давно вас ожидает!

Тотчас же дверь, ведущая в кабинет, отворилась, и на пороге появился представительный носатый господин с кадыкастой шеей. Запах от него исходил дорогой и не без изысков (духи «Embleme» – мгновенно определил Генрих).

– Это мсье Брокар, – отрекомендовал вертлявый, указывая на Генриха костлявым пальцем. – Тот самый, что претендует на место лаборанта при нашей фабрике!

Представительный посмотрел на Генриха сквозь круглые стекляшки очков и улыбнулся:

– А, да, да. Здравствуйте, мсье Брокар! Ваш батюшка писал мне о вас. Старый Атанас по-прежнему держит лавку на улице Шайо?

– Да, – ответил Генрих, пожимая ему руку.

– Как же, как же… Должен заметить, что Атанас большой мастер своего дела. – Гика повернулся к вертлявому: – Представьте себе, однажды он умудрился сварить мыло из конского навоза. И вся партия разошлась «на ура»!

– Настоящий виртуоз! – с готовностью улыбнулся вертлявый.

Гика тоже улыбнулся.

– С удовольствием заглянул бы к вашему батюшке, вспомнил прошлые годы, – вновь обратился он к Генриху. – Да все, знаете, недосуг вырваться из холодной Москвы. – Гика передернул плечами. – Атанас писал мне, что вы пробовали наладить дела в Америке.

– Мы прожили там два года, – ответил Генрих.

Стеклышки очков мсье Гика любопытно блеснули:

– И что, были успехи?

– Благодаря семейным рецептам и американским техническим возможностям business удалось поставить на широкую ногу. Однако несколько месяцев назад отец покинул Америку, оставив предприятие моему старшему брату.

– Вот как. По какой же причине, позвольте спросить?

– Тоска по родине, – просто ответил Брокар.

– Ностальгия, значит? Что ж, понимаю. – Взгляд мсье Гика на мгновение затуманился, а из тощей груди вырвался тоскливый вздох. Качнув головой, он взял в руки бумаги Брокара и внимательно их изучил. Поднял взгляд и сказал: – Значит, вы решили применить ваши навыки на российской ниве? Дерзкое решение. В условиях обострившейся конкуренции приходится работать с удвоенной энергией.

– Конкуренция? Здесь? – удивился Брокар.

Гика кисло улыбнулся:

– Увы. Наш главный конкурент – Альфонс Ралле. Никогда не слышали? Продукция его фирмы пользуется у россиян большим спросом. Скажите, мсье Брокар… а вы действительно хороший химик?

– Неплохой, – со сдержанным достоинством ответил Брокар.

– Гм… Гм… А позвольте спросить, вам что-нибудь говорят слова «4-гидрокси-3-метоксибензальдегид»?

Брокар усмехнулся:

– Разумеется. Это формула ванилина.

Гика удовлетворенно кивнул:

– Замечательно! Прошу прощения за этот небольшой экзамен. Мне страшно не хватает ученого лаборанта.

Мсье Гика так тряхнул головой, что его очки сползли на кончик носа. Парфюмер длинным пальцем утвердил их на прежнее место и поинтересовался:

– И каково ваше первое впечатление о России, мсье Брокар?

Генрих напустил на себя деловой вид, солидно кашлянул в кулак и сказал:

– Не скажу за всю Россию, так как нигде не был, кроме Москвы. Но должен признать, что здешняя столица довольно дурно пахнет.

Мсье Гика рассмеялся:

– Дельное замечание! Хотя и не совсем справедливое. Русские чистоплотны и любят мыться. Но мыло здесь пока не в ходу, хотя в Московской губернии есть несколько мыловаренных фабрик. Для гигиенических целей здешний люд использует щелок, получаемый из печной золы. И еще – березовые веники.

– Я не ослышался? – удивленно переспросил Генрих. – Вы сказали «веники»?

– Нет, мсье Брокар, вы не ослышались. Именно веники!

Генрих изо всех сил попытался представить себе мытье березовыми вениками, но не смог. Лишь почувствовал запах березовых листьев.

– Но каким же образом? – недоверчиво спросил он.

Мсье Гика переглянулся с вертлявым. Тот иронично улыбнулся. Парфюмер снова повернулся к Генриху и сказал:

– А очень просто. Обливают веник кипятком, затем распаривают его на печке и хлещут себя что есть мочи по бокам.

Брокар недоверчиво хмыкнул.

– Должно быть, эта процедура очень болезненна? – заметил он.

– Я бы так не сказал. Впрочем, если осядете в Москве, попробуете сами.

«Уж не потешаются ли они надо мной?» – слегка уязвленно подумал Брокар. А вслух вежливо и с достоинством произнес:

– Не уверен, что захочу.

– А я так готов об заклад побиться, что захотите! – улыбнулся Гика. – Мсье Брокар, сегодня вечером ко мне в гости придет торговец Равэ. Он бельгиец. Думаю, ему, как и мне, будет чрезвычайно интересно выслушать ваш рассказ о Париже и Америке. Вы не откажетесь зайти ко мне на чашку чая?

– Во сколько? – деловито осведомился Генрих.

– В семь.

– Благодарю вас. Буду.

– Замечательно! Итак, когда вы намерены приступить к работе?

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Брокар.

Мсье Гика поправил на носу сползающие очки и сказал:

– В таком случае можете начать прямо с завтрашнего утра.

2

В тот же вечер Брокар нанес свой первый светский визит в Москве. Бельгиец Томас Равэ оказался невысоким и сухопарым стариком. Сухая кожа, плотно обтягивающая маленький череп, придавала ему сходство с мумией. Взгляд небольших серых глаз был быстрым и острым.

Обежав взглядом худощавую, нескладную фигуру Генриха, он на пару секунд задержался на его лице и улыбнулся так, словно увиденное доставило ему удовольствие. Рукопожатие у старика (так мысленно окрестил Генрих бельгийца) было на удивление крепким, как у сильного и молодого человека.