Маша улыбнулась:
– В этом я не сомневаюсь. Ладно, поговорим, когда я приеду. Держись там!
– Постараюсь. До встречи!
* * *
В это утро Любимов-старший, бывший следователь и адвокат, а ныне – простой российский пенсионер, был чуть менее сварлив, чем обычно. Слишком давно Маша не была у отца, и он успел соскучиться, хотя и не говорил об этом открыто.
– Слушай, дочь. – Он прихлебывал из чашки травяной чай, который заваривал из своего собственного сбора.
– Пап, это лекарство ты должен принимать каждый день, – выговаривала Маша отцу. – Главное – регулярность. Если ты пропустишь хотя бы день, толку от него не будет никакого.
Любимов поморщился.
– Ну, хватит про лекарства, – проворчал он.
– Пап!
– Я слушал тебя пятнадцать минут без перерыва. Ты снова и снова втолковываешь мне одно и то же – по кругу, как идиоту. Но я еще не выжил из ума.
– Я и не говорила, что ты выжил из ума. Но лекарства…
– Закрой эту тему, дите! Закрой, если не хочешь, чтобы я озверел! Лучше расскажи мне про вашего грабителя. По телефону ты говорила, что он вывел из строя видеокамеры?
– Да, пап.
– Как он это сделал?
– Мы пока не знаем. Ребята из техотдела в шутку говорят, что этот человек носит с собой что-то вроде портативной электромагнитной пушки. А еще никто из свидетелей не может вспомнить, как он выглядел. Ну, или описывают его совершенно по-разному. В общем, дело странное и загадочное. Давай вернемся к лекарствам…
Любимов сделал рукой останавливающий жест и сказал:
– Что же тут загадочного? Вы имеете дело с обыкновенным гипнотизером.
Маша посмотрела на отца недоверчивым взглядом:
– Пап, ты это серьезно?
– Конечно, – сказал отец, доедая пирожное. – А что, собственно, тебя удивляет, дите?
– Ну…
– По-твоему, все люди одинаковы?
– Нет, конечно, но…
– Был такой прыгун в высоту – Виталий Бубка, так вот он впервые прыгнул выше шести метров и семь раз был чемпионом мира. У него семнадцать мировых рекордов! А Жаботинский поднял в рывке штангу весом сто восемьдесят четыре килограмма! Скажи-ка мне, дите, много людей способны на это?
Маша дернула плечом:
– Пап, ну это же просто спорт. Накачанные мускулы, натренированная координация движений…
– Да ну? А как насчет шахматиста Алехина? Однажды он сыграл вслепую одновременно двадцать семь партий! И двадцать две из них выиграл!
– Может, ему попались слабые противники?
– Слабые? – Отец состроил мину. – Чтоб ты знала, среди них были лучшие шахматисты Америки!
– У Алехина была отличная память. Ничего сверхъестественного в этом нет.
Отец посмотрел на Машу с сожалением.
– Вы там у себя на Петровке совсем одеревенели, – констатировал он. – Верите только в Интернет и химический анализ. Но жизнь сложнее любого компьютера, дите.
Маша сдвинула свои красивые брови.
– Пап, неужели ты всерьез думаешь, что мы имеем дело с преступником, обладающим сверхчеловеческими способностями?
– Может, сверх. А может, и нет. Кто знает, где тут верх, а где низ?
Маша задумалась.
– Что ж… – сказала она после паузы. – Мы вполне можем принять это как допущение. Хотя оно и противоречит главному правилу сыщика.
– Что за правило? – осведомился Любимов.
– Из нескольких версий нужно выбирать самую простую, потому что чаще всего она и оказывается верной.
Отец усмехнулся:
– И кто тебе сказал такую глупость?
– Ты. И еще – Уильям Оккам, английский философ.
Любимов хмыкнул.
– И почему это так получается, что из всего, что я говорю, ты запоминаешь только очевидные глупости? Не веришь мне – поговори с Глебом, он тебе скажет то же самое.
По лицу Маши пробежала тень.
– Ты знаешь, что я не могу поговорить с Глебом, – сдержанно проговорила она. – Мы с ним разбежались.
Любимов посмотрел на дочку насмешливым взглядом.
– Ты сама-то себя слышишь, дите?
– А что?
– «Разбежались», – передразнил отец. – Вы что, в салочки с ним играли? Сколько вы прожили вместе? Два года?
– Примерно.
– И после двух лет совместной жизни вот так вот легко – взяли да и разбежались? Да ты же души в нем не чаяла! А он пылинки с тебя сдувал!
– Пап, хватит про Глеба. Я знаю, что он тебе нравился, но…
– Глеб – человек, с которым приятно выпивать, – назидательно проговорил Любимов. – А это дорогого стоит.
– Как это – выпивать? – подозрительно прищурилась Маша. – Вы что, с ним пили?
– Иногда мужчины выпивают, – спокойно сказал Любимов. – Что тебя удивляет?
– То, что врачи запретили тебе пить еще пять лет назад! Значит, вы с Глебом, втайне от меня…
Любимов поморщился:
– Дите, не заговаривай мне зубы. Лучше скажи, как ты все объяснила Митьке?
– Сказала ему, что Глеб поживет отдельно от нас. Но если Митька хочет, они с Глебом могут…
– Митька хочет. И ты хочешь. Это ты сейчас такая смелая, а через месяц-другой проснешься среди ночи и завоешь от тоски. Схватишься за телефон, чтобы позвонить ему, но поймешь, что поезд ушел.
– Если я захочу позвонить, то позвоню, уж будь уверен.
– Точно! И ответит тебе приятный молодой женский голос. Ты бросишь трубку, и вот тогда-то для тебя начнется настоящий кошмар.
Маша улыбнулась:
– Пап, тебе бы только романы писать. Любовные.
– Поиронизируй, поиронизируй. Люди часто губят самое лучшее, что есть у них в жизни, из-за какой-нибудь дурости. Или из-за пустяка.
– Пап, Глеб Корсак – игрок. Он жить не может без карт. Это все равно что жить с наркоманом или алкоголиком.
– Не утрируй.
– Я не утрирую. Игровая зависимость ничуть не лучше алкоголизма. Это психическое заболевание, и у него даже есть название – гемблинг. А еще – лудомания.
Любимов посмотрел на дочь снисходительно-сочувственным взглядом:
– По-моему, дите, ты бесишься с жиру. Сколько раз в минувшем году Глеб садился за карточный стол?
– Три раза, – сухо проговорила Маша. – Но это то, о чем известно мне.
– Три раза, – повторил отец. – За год. И это ты называешь зависимостью?
– Он обещал не играть вообще.