На разведку пошла самая подготовленная, первая рота. Разбились на две группы, наметили точки наблюдения, маршруты движения по каменистым склонам. Две колонны постепенно втягивались в ночную тьму, растворялись в ней. На каждом бойце – специальная маскирующая лохматая накидка из ткани, не пропускающей тепловое излучение. Присел – и ночью метров с десяти можно за куст сойти.
Первыми шли саперы, тщательно просматривая и прощупывая почву перед собой – не исключено, что по дороге могут быть растяжки или мины. Скажете – ерунда, откуда здесь растяжки, не война же? А то, что захвачена атомная электростанция, прекрасно охраняемый объект, о который и целый полк споткнется, – это как? Это – хреново. Очень хреново. Готовиться надо ко всему, даже к самому худшему.
Помимо штатного вооружения и снаряжения с вертолетов сняли две тяжелые снайперские винтовка калибра 14,5 с ночной оптикой. Единственное оружие, гарантированно позволяющее больше чем с трех километров добить до станции и точно поразить одиночную цель. Тут даже КОРД не годится, а «Кобра» с баллистическим вычислителем и специальными снайперскими патронами из меди – в самый раз. Правда, тяжелая зараза – двадцать килограммов без патронов и патроны сами тоже весят. Кто-то, раскидав часть своего снаряжения по рюкзакам товарищей, тащит здоровую, едва не в человеческий рост винтовку. Кто-то – снаряженные магазины к ней. А ведь еще – тепловизор, тоже нелегкая штука. И тем не менее – идти надо. Да поторапливаться. Сейчас они – глаза и уши штаба, глаза и уши самой Империи.
У самого гребня залегли, дальше передвигаться иначе как по-пластунски нельзя. Самое опасное – высунуться за гребень, если с той стороны наблюдают, используя термовизор – голова наблюдателя хорошо будет видна, это все равно, что растяжку задеть или сигнальную ракету выпустить. Огляделись – метрах в десяти был полузаваленный валунами распадок, вот там сам дьявол не разглядит человека в каменном месиве. Первыми пошли два человека – головной дозор. Остальные молча ждали, распластавшись на каменной россыпи, придавленные тяжестью своих рюкзаков, пытаясь дать хоть какое-то отдохновение своим ногам.
– Противника в непосредственной близости не наблюдаю!
Уже лучше. Если бы у противника были достаточные силы – он выставил бы за периметром станции передовые дозоры. Да еще заставил бы их докладывать обстановку каждые полчаса – отсутствие доклада в установленное время – сигнал тревоги. То, что передовых дозоров нет, – это уже хорошо, значит, либо у противника не так уж много сил, либо он ведет себя самоуверенно. Самоуверенность – самый короткий путь к гибели…
– Замаскироваться, приступить к наблюдению!
Командовать почти не приходилось – в роте старшего лейтенанта Романова случайных людей не было, все понимали друг друга с полуслова, с полужеста. Первая рота была разведывательной, специализировалась на скрытном проникновении, а скрытность подразумевала бесшумность. Сейчас нужно было прежде всего, не привлекая внимания, не демаскируя себя, занять оборону на гребне, проверить все вокруг на предмет мин и различных ловушек и самое главное – выставить на позиции обе винтовки. Только с помощью их прицелов можно было оценить ситуацию с расстояния более трех километров. Ни тепловизоры, ни ночные прицелы не добивали на такую дальность – оставалось надеяться, что обычная просветленная оптика в сочетании с продолжающимися на территории станции пожарами помогут оценить ситуацию.
– Господин лейтенант, штаб запрашивает данные.
– Передай, вышли на исходную, приступаем к наблюдению.
Старший лейтенант Николай Романов сбросил с ноющих плеч рюкзак, ловко, как ящерица, пополз к винтовке – когда человек долго несет груз, а потом резко освобождается от него, появляется такое чувство, что вот-вот взлетишь – какая-то легкость. Снайпер отодвинулся, уступая место у винтовки, старший лейтенант поудобнее устроился на камнях, приложился к установленной на три точки – сошки и опора в прикладе – винтовке, подвигал стволом вправо-влево. Картина разрушений и пожаров проплывала перед глазами, увеличенная в шестьдесят раз. Вот развалины казарм личного состава – черные, еще сочащиеся огнем провалы, безумное месиво камней, объеденные пламенем закопченные стены. Вот парк для техники – испещренные опаленными дырами крыши, выгоревшие стальные остовы некогда грозной боевой техники. Все двери выбиты взрывами изнутри – понятно, использовались специальные боеприпасы, проникающие через крышу помещения и взрывающиеся внутри. Вот изъеденная кратерами земля периметра, хаотическое нагромождение стали и бетона, того, что когда-то было заборами и вышками охраны. И никого в живых…
Пожары давали подсветку местности – небольшую, но достаточную, чтобы видеть происходящее через обычный, дневной оптический прицел. В левом нижнем углу менялись ярко-алые цифры – лазер автоматически замерял дистанцию до объекта, на который ложилось перекрестье прицела.
– Передавай! Наблюдаю объект, расстояние три двести шестьдесят! Объект частично разрушен, оба забора сильно повреждены, КПП уничтожен. Да, периметр полностью уничтожен. Казармы для личного состава и парк для техники уничтожены, по виду – бомбами или тактическими ракетами, попадание явно сверху, с крыши. В районе объектов охраны продолжается пожар, выживших не наблюдаю.
Цесаревич слегка передвинул ствол винтовки.
– Остальные объекты станции на вид выглядят неповрежденными… минуту… дверь, ведущая в самое большое здание, выбита, по виду – направленным взрывом. У дверей наблюдаю грузовики, количество четыре. Армейские грузовики типа «Мустанг», номера не вижу. Людей рядом с ними не наблюдаю.
Ствол винтовки снова шевельнулся…
– Внимание! На крыше самого большого здания – четыре агрессора. У них… одна снайперская винтовка, похоже… крупнокалиберная, точнее определить не могу… один единый пулемет стоит на станке … и еще что-то есть… похоже на ракетную систему. Противотанковую или противовоздушную… ракета, запускаемая с плеча. Две ракетные системы. Еще один у какого-то прибора, по виду – какой-то прибор наблюдения. Дальше…
Напряженное молчание…
– Дальше идут… на остальных зданиях на крыше никого не наблюдаю…еще техника… два грузовика, тоже «Мустанги», стоят дальше. Возле них никого…
Бессонная ночь подходила к концу, и на смену ей в свои права вступал не менее тяжелый день – день, который надо пережить на самолюбии, день без покоя и отдыха, день, когда держишься на бесчисленном множестве выпитых чашек противного горьковатого кофе. Может быть, удастся выделить время и забыться где-нибудь коротким тревожным сном на узкой солдатской койке. А может, и нет. Годами пустовавший бункер, за час превратившийся в один из центров обороны страны, вступал в новый день, и ни у кого – ни у его обитателей, ни у других жителей огромной державы впервые за долгие годы, даже за десятилетия не было уверенности в том, как они его закончат. Уверенность исчезла, испарилась как утренний туман, уступив место тщательно контролируемому страху у одних, жесткости и решимости у других. Кто-то был готов сражаться до конца, невзирая на последствия. Кто-то уже продумывал, как вернуть отнятое, даже если придется что-то отдать. Кто-то и вовсе был готов отдать, только чтобы сохранить мир – были и такие. Но как бы то ни было – новый день наступал и его надо было прожить…