Сейчас новоиспеченный бригадир иракской армии в новенькой, еще не успевшей выгореть под солнцем форме ждал шейха, чтобы засвидетельствовать ему уважение и подчинение. С собой он привел больше сорока человек на нескольких бронемашинах — они блокировали весь верхний этаж и окружили отель.
Когда шейх вошел в номер, гость его стоял по стойке «смирно», заложив руки за спину так, как это обычно делают американцы. Он был молод, непозволительно молод для бригадира, но с его боевым опытом мог дать фору любому военачальнику, естественно, на знакомом ТВД. [55]
— Ас-саляму алейкум ва рахматуллахи ва баракатуху, — первым отдал салям шейху иракский бригадир, приветствуя его по всем нормам и правилам ислама.
— Ва алейкум ас-салям ва рахматуллахи ва баракатуху, [56] — ответил шейх тоже полностью, что было добрым знаком, знаком благорасположения к тому, кто командовал несколькими тысячами вооруженных и готовых действовать людей.
Шейх внимательно всматривался в глаза стоящего перед ним молодого человека — светло-серые, бесстрашные, прямые. Бывший начальник Мукхабарата, шейх научился разбираться в людях, и его опыт подсказывал ему, что перед ним — воин и борец за веру, которого можно выдвигать на самые высокие посты, и он не подведет.
Это хорошо, что есть такие люди…
— Хвала Аллаху, Господу всех миров, что поставил на моем пути столь верного и скромного ревнителя веры, воина, не сошедшего с пути джихада и готового идти по нему до конца, променяв жизнь земную на воздаяние Аллаха, — а оно будет великим, тебе и всем твоим людям, ибо сказано, что тот, кто идет по пути джихада, не потерпит убытка, и с ним не поступят несправедливо. Я рад видеть и приветствовать тебя, Аль-Макхам.
— Аллахумма, ля туґахиз-ни би-ма якулюна, ва-гфир ли ма ля йаґлямуна ва-джґаль-ни хайран мимма йазуннуна, [57] — ответил бригадир еще одним ду’а, — воистину, Всевышний улыбнулся, сведя нас вместе. Прошу вас, шейх, давайте присядем.
Присели — оба, не сговариваясь, подальше от окна, в которое бился несущийся параллельно земле песок. Шайтаны на улице разгулялись вовсю…
Несколько минут, как полагает этикет на Востоке, говорили ни о чем — о здоровье родных и близких, передавали им приветы, — пока шейх не счел, что настала пора переходить к главному.
— Аллах свидетель, тяжела кара, которую понес иракский народ за то, что отринул от себя книги и подчинился тагуту, ведь сказано: «Разве ты не знаешь, что люди, утверждающие, что они уверовали в ниспосланное тебе и в ниспосланное до тебя, хотят, чтобы их рассудил тагут? [58] А ведь не велено им веровать в него! [59] И в то время как богобоязненные люди, опасаясь ширка, [60] ереси и помощи тагуту говорили: покайтесь, отдалитесь от тагута и придите к Аллаху — люди этой земли спорили с нами доводами, которые им внушили шайтаны из числа джиннов и людей, покрывая ложью истину и темнотою свет. Всевышний сказал об этом: „И вот назначили Мы каждому пророку врагов-шайтанов — из числа людей и джиннов. Одни из них обращаются к другим с красивыми речами, обольщая. Если бы твой Господь захотел, они не стали бы так поступать. Так отвернись от них и не слушай их измышлений, чтобы к ним прислушивались сердца тех, которые не верят в будущую жизнь, чтобы они радовались им и чтобы продолжали они вершить! Долгие годы на этой земле лилась кровь праведников, а люди или выступали с помощью тагуту или сравнивали больший ширк с меньшим и ходили в мечети, слова, сказанные в которых тотчас становились известны тагуту и его приспешникам. За то и покарал Аллах ваш народ столь тяжко, наслав на вас безбожников, со многими ужасными оружиями смерти, ибо даже кяфиры могут служить орудием возмездия, потому что если он решит какое-нибудь дело, то стоит ему только сказать „будь!“ — и оно бывает. За то и потерпел кару тагут, умерший столь позорной смертью, и многие из числа людей его. Но Всевышний, в бесконечной милости своей, увидел, столько людей из числа вас пришли к нему и встали на путь джихада, и повернули оружие, которое дал им тагут против безбожников и неверных, попирающих Святую землю. Помощью Всевышнего вам удалось изгнать войска безбожников, они ушли, потому что земля жгла им ноги, и воздух здесь был им отравой. Но пусть безбожники ушли отсюда — джихад не заканчивается, и в Багдаде снова сидят тагуты, отрекшиеся от Аллаха и судящие не по шариату, и притесняющие правоверных, да в мире и без этого немало притеснения. Скажи, ты, который принес клятву, — готов ли ты и готовы ли твои люди выступить и поразить тагутов именем Аллаха, чтобы единобожие, наконец, воцарилось на этой истерзанной, но не покорившейся безбожникам земле?“»
— Воистину, я отрекся от людей, которые не веруют в Аллаха и не приемлют веры в будущую жизнь. Я последовал за верой моих отцов Ибрахима, Исхака и Йа’куба. Нам не следует поклоняться никому, кроме Аллаха. [61] Аллах свидетель, что слова ваши, шейх, для меня как слова моего отца, и я готов выступить со своими людьми в тот день, когда меня призовут.
Самые верные адепты — раскаявшиеся грешники. Воистину — так всегда было, есть и будет.
— О том, что нужно делать, я расскажу тебе позже, но твои слова приятно удивляют меня. Но скажи, Аль-Макхам, ты говоришь за себя, но все ли твои люди думают так же?
— Если кто-то посмеет предать, я лично, своими руками, принесу его Аллаху, — твердо сказал бригадир.
— И эти слова вселяют радость в мое сердце. Время выступить против засевшего в Багдаде, за каменными стенами, которые ему построили американцы, тагута не пришло, но оно придет, и весьма скоро. Скажи мне, Аль-Максуд, сколько людей у тебя, и сколько людей могут выставить наши враги, да покарает их Аллах, эти собаки из Тегерана?
Все эти слова, витиеватые и правильные, были не более чем прикрытием для большой политики. Шейх был членом королевской семьи, принцем крови и опытным, искусным политиком. Первой целью, которую он преследовал, было обезопасить Королевство от самой возможности повторения девяностого года, когда лишь глупость Саддама не позволила ему взять под контроль большую часть ближневосточной нефти. Решение этой задачи — поставить в Ираке либо дружественный, либо слабый, раздираемый противоречиями режим. Если эта задача решалась, то второй задачей было приобрести себе союзника в следующих битвах джихада — тем более что шейх уже давно понимал битву джихада как битву за расширение зоны влияния своей страны и своей семьи и ослабление единственной оставшейся на планете сверхдержавы — США. Эту задачу можно было решить, если власть в Багдаде возьмут военные, причем обязательно такие же сунниты, как сам Саддам, — ни в коем случае нельзя было допустить воцарения на багдадском троне ни курда, ни тем более шиита. И наконец третья задача. Задача первостепенной важности — нельзя было допустить расширения влияния (а то и территориального расширения) Ирана. В Ираке шииты составляли большинство и при власти Саддама, и сейчас, и если в стране допустить демократию, к власти автоматически придут шииты, потому что их больше. Если это будет, то шииты попытаются воссоединиться со своими братьями по ту сторону границы, ибо религия для них важнее нации, и для воссоединения они готовы будут отдать или часть Ирака, или даже весь Ирак. Тогда произойдет катастрофа, а от иранской угрозы его государство будет отделять лишь маленький Кувейт. Такого развития событий он не должен был допустить любой ценой, и лучшим способом этого не допустить был военный переворот в Багдаде. Муктаду Ас-Садра повесят так же, как Саддам повесил его отца, а шиитов можно частично уничтожить, частично — выгнать. В поездке по Ираку он должен был встретиться с людьми и решить — кто будет лучше защищать интересы их страны на багдадском троне, кого следует поддержать в борьбе за власть. И сидевший перед ним молодой человек ему нравился, нужно было только убедиться, что, оказавшись у власти, он не сорвется с крючка. Ну, да опыт Саддама памятен всем…