– Далась тебе эта актриса! Я полагаю, что девочке нужно общение с детьми такого же возраста, что она должна знать, как себя вести не только с престарелыми дамами, но и с юношами…
Сестра резко оборвала брата:
– Ты ошибаешься, думая, что мы не уделяем внимания этим вопросам! Дрине не раз разъяснялись правила приличия относительно поведения с молодыми людьми.
– Правила приличия… вот именно, пожилые леди диктуют юной девушке. Как строить глазки молодым людям!
– Строить глазки?!
Леопольд сделал успокоительный жест:
– Я утрирую, конечно, но Вики, ты не боишься, что Дрина растет, не имея возможности даже изредка беседовать с молодыми людьми, это может привести к тому, что она влюбится в первого же встречного, который заглянет в глаза или возьмет за руку? Хорошо, если это будет достойный человек…
От такого предположения брата герцогиня Кентская пришла в ужас, но что она могла возразить? Что принцесса никогда и ни в кого не влюбится и замуж выйдет только по материнской воле? Но сердце не спрашивает, можно выйти замуж за одного и всю жизнь любить другого… Это герцогиня помнила по своей собственной юности.
Видя задумчивость сестры, Леопольд вздохнул:
– Я постараюсь найти Дрине достойного молодого человека.
Герцогиня снова взвилась:
– Ты? Где?!
– У нашего дорогого братца герцога Саксен-Кобургского прекрасные сыновья. Думаю, стоит посоветовать брату отправить мальчиков в гости в Лондон, а тебе сделать такое приглашение.
– Не рано ли?
– Пусть лучше сердечко нашей будущей королевы заранее будет занято приличным молодым человеком, чем в него попадет кто-то недостойный.
– Ты прав…
– Ну так ты позволишь мне попрощаться с любимой племянницей?
– Как ты можешь об этом спрашивать?!
Принц Леопольд рассмеялся в ответ.
Он обещал Виктории, что будет ей писать, давать советы и подробно рассказывать о том, как живут люди в других странах.
Дядюшка не вполне выполнил свое обещание, его слишком закрутила собственная жизнь. Нет, король Леопольд не забывал племянницу принцессу, но писал не так часто, как ей хотелось бы. Он счастливо женился, дочь короля Франции Луи Филиппа сначала была не в восторге от предстоящего замужества, но быстро оценила прекрасные качества супруга, полюбила его и родила первенца. Король и королева Бельгии были счастливы.
Кенсингтонская система начала действовать в полной мере. Все, кто мог хоть как-то противиться ей, подлежали изгнанию из окружения принцессы. А преданные Виктории люди действительно пытались хоть что-то для нее сделать.
Во дворец больше не допускались ничьи визиты, прогуливаться можно только под бдительным приглядом двух-трех взрослых, к королю и королеве принцессу почти не отпускали, потому что там она могла встретить тех самых Фицкларенсов. Виктория, краешком глаза увидевшая другую жизнь в другом дворце, где было возможно общение между сверстниками, а не только со взрослыми и очень скучными для девочки людьми, тосковала с каждым днем все сильней.
Любимый дядя Леопольд, уехавший в Бельгию и ставший там королем, был поглощен своими делами, его письма тщательно изучались матерью, прежде чем попасть в руки принцессы, а ее ответы сначала редактировались. Зная об этом, Виктория писала скучные отчеты о своем скучном времяпровождении. Да и о чем ей было писать? О том, что она снова одна в окружении взрослых дам, что вынуждена все вечера проводить за рукоделием, сидя в кресле со старательно выпрямленной спиной (а как же иначе?!) и закрытым ртом, ей не позволялось даже слова сказать в присутствии старших, если не спрашивали, можно только слушать их беседы ни о чем.
Сестра Феодора жила в Германии и, похоже, тоже не была слишком счастлива, но об этом писать тоже не полагалось, Феодора прекрасно понимала, под каким гнетом находится Виктория, и старалась поддержать ее бодрыми мелочами. Удавалось плохо, каждое письмо оставляло у принцессы тоскливый осадок.
Жить по строжайшему распорядку, молчать, со всем соглашаться, вести себя прилично, во всем слушаться мать и Конроя… Нет, она не желала со всем соглашаться, строптивый нрав не раз выдавал себя. Почувствовав, что это может закончиться взрывом, Конрой решил сломать строптивую девчонку, совсем подчинив ее своей воле. Сначала мать попробовала заступиться за Викторию:
– Джон, это слишком жестоко, так ограничивать Дрину во всем. Теперь мы можем куда больше позволить себе, к тому же ей нужно развиваться…
– Как вы не понимаете, что я делаю это не столько для нее, сколько для вас?! Если вы не подчините ее себе сейчас, то как же станете советовать, когда будете регентшей? Виктория должна уже сейчас понять, что во всем ваша воля выше, чем ее.
– И ваша?
– И моя! Если вы не способны диктовать дочери свою волю, то таковую буду диктовать я!
Сэр Конрой преуспел. От Виктории были удалены все, кто хоть как-то противился его воле. Первой пострадала баронесса Шпэт. Она посмела поставить под сомнение необходимость столь жестких требований и контроля принцессы:
– О, мадам, Дрина прекрасно воспитанный и послушный ребенок, который знает, как себя вести прилично. Она никогда не осмелится сделать что-либо против вашей воли. К чему же так ограничивать ее жизнь?
Баронесса, очень любившая девочку, лелеявшая ее с самого рождения (говорили, что, когда Виктория была малышкой, Шпэт, чтобы развлечь ее, буквально ползала на коленях), служившая самой герцогине более двадцати пяти лет, была безжалостно уволена из-за своего несогласия с принципами сэра Конроя. А Виктории даже не позволили толком проститься со старой и преданной дамой, да и поплакать из-за ее отсутствия тоже.
Следующей пришла очередь баронессы Нортумберлендской, допускавшей вольные суждения о строгостях Кенсингтонского дворца. К ней Виктория так привязаться не успела, но все равно очень жалела, когда герцогине Кентской удалось удалить от принцессы ею же выпрошенную наставницу. Это было нелепо, но королевская семья вопросов не задавала, слишком хорошо понимая, какая ссора последует со стороны герцогини Кентской.
Оставалась старая гувернантка баронесса Лецен. Но, почувствовав, что может вообще остаться одна в окружении молчаливых слуг и несносных жены и дочерей Конроя, Виктория показала, на что способна! Скандал, который она устроила матери, только заподозрив, что Лецен могут уволить, показался герцогине бурей. Принцесса открыто пригрозила пожаловаться королеве и попросить забрать ее в Букингемский дворец.
Герцогиня была в ужасе, принцессе предстоял обряд конфирмации, ни пропустить который, ни перенести было нельзя, на нем Виктория обязательно встретилась бы с королем Вильгельмом и королевой Аделаидой и действительно могла попросить о защите. Она бросилась за советом к Конрою.
Сэр Джон выслушал все молча, чуть покусал губу, что означало глубочайшую задумчивость, и кивнул: