Герцогиня решила, что дочь тоже возмущена недостаточно вежливым обращением с ней лично и с сэром Конроем, и принялась успокаивать:
– Я понимаю, дорогая, как ты огорчена тем, что королевская семья не проявляет достаточно уважения к нам. Я борюсь с этим как могу. Но пока остается только терпеть. Сэр Джон прав, нужно завоевывать любовь англичан и их уважение самостоятельно, не рассчитывая на помощь короля и королевы. Ничего, не долго уже осталось!
Виктория, которой было очень горько из-за испорченного праздника, залилась слезами окончательно.
Каждый шаг, каждый взгляд, каждое слово под надзором… Все ограничено и определено, никто чужой не должен приближаться к принцессе, потому что может оказаться замечен в неподобающих связях. Молчать и слушать, слушать и молчать, ежедневно записывая в дневник события минувшего дня и важные мысли, которые пришли в голову. Записи в дневнике тоже под контролем, потому принцесса знает, что именно должна чувствовать и думать. Мысли и чувства правильные, записи тоже. А что касается событий, то их практически нет. В Кенсингтонском дворце один день похож на другой, как близнецы братья, да нет, у близнецов характеры бывают разными, а здесь не менялось ничего. Сегодня, как вчера, а вчера, как позавчера, и завтра будет, как сегодня. Даже спуск по лестнице за руку с кем-то из взрослых, точно она сама не способна нормально передвигать ногами…
Все общение ограничено герцогиней, сэром Конроем, его женой и дочерьми, леди Флорой Гастингс и дорогой Лецен. Лецен держалась рядом со своей любимицей изо всех сил, несмотря на то, что ей устроили просто невыносимую жизнь, обращались грубо и бесцеремонно в надежде, что не выдержит и покинет Кенсингтон. Но та не сдавалась. Время от времени Виктории приходилось закатывать матери скандалы, требуя оставить в покое дорогую Лецен, пока помогало, но надолго ли?
Ограничив для принцессы все, что можно, подвергнув ее жизнь тотальному контролю и досмотру, сэр Конрой решил, что пора претворять в жизнь и вторую половину плана – организовывать путешествия по стране с посещением аристократических фамилий в разных графствах. В первую поездку отправились уже в конце лета.
Прекрасная возможность отдалить принцессу от ее гувернантки, ведь баронесса Лецен осталась дома. С герцогиней и ее дочерью поехал только сэр Конрой со своей дочерью. Предварительно энергичный ирландец оповестил о поездке наследницы престола прессу, потому в числе сопровождавших оказалось немало журналистов, готовых рассказывать читателям о каждом шаге юной принцессы.
Такого Англия еще не видела, потому газеты раскупались мгновенно. У них такая принцесса… ах эта будущая королева… она очаровательна… прилежное, не избалованное дитя… принцесса Виктория отличается прекрасным воспитанием… она мила, приветлива, скромна… она совсем не такая, какими были предыдущие короли… ах какая у нас будет королева! Осталось только потерпеть… немного… чуть-чуть… король немолод…
Первые сообщения король Вильгельм читал почти со смехом, тем более нашлись те, кто воочию видел это явление и пересказал его в красках. Смеяться было над чем. Герцогиня, почувствовавшая, наконец, себя в центре внимания (это ничего, что она лишь приложение к дочери), постаралась блеснуть. На официальных приемах она, оправдываясь волнением, с сильным немецким акцентом читала по бумаге заранее заготовленные Конроем приветствия и слова благодарности, точно не вдовствующая герцогиня, а вдовствующая королева. Дочь при этом пряталась за широкими юбками матери и привычно молчала. Она улыбалась встречавшим людям, приветствовала их, но не больше.
Во время поездки ей было не раз указано на невозможность иметь собственное мнение до совершеннолетия. В очередной раз это произошло, когда произошел разговор двух девочек – принцессы и дочери сэра Конроя Викторы. Виктора Конрой говорила что-то нелестное о короле Вильгельме. Принцесса возразила:
– Нет-нет, король хотя и любит море больше суши, но он добрый, очень добрый! И тетушка Аделаида тоже. Дядюшка Вильгельм, конечно, не всегда держится в рамках приличия, но это не из-за неуважения, просто он чистосердечен и говорит то, что думает. Я думаю, что он очень добрый и хороший король…
Видно, Виктора передала разговор отцу, а тот герцогине, потому что почти немедленно саму принцессу ждала выволочка от матери:
– Ты имеешь свое мнение и считаешь возможным его высказывать?
– Я только сказала, что дядюшка Вильгельм добр… Ко мне он всегда добр.
– Изволь держать свое мнение при себе! Тебе вообще его пока рано иметь. Я уже напоминала, что до восемнадцати лет ты полностью подчиняешься воле и мнению матери и преданного друга.
Если до тех пор Виктория находила дочь Конроя просто скучной, то теперь стала ее ненавидеть и всячески избегать, понимая, что с такой подружкой нужно быть еще осторожней, чем просто с дамами.
Поездка удалась, но это было только начало. Сэр Конрой решил, что такие поездки следует повторять ежегодно.
Король Вильгельм действительно был добродушным стариком, он искренне любил своих незаконнорожденных детей и юную племянницу, но терпеть не мог ее мать. Сама герцогиня Кентская не слишком мешала бы королю, если бы не ее постоянные требования, ворчание и, главное, напоминания, что его дни сочтены и все ждут не дождутся, когда же Вильгельм освободит трон своей племяннице. Это было самым неприятным.
– Я готов видеть Викторию каждый день, но эта женщина меня раздражает!
Королева Аделаида была с мужем вполне согласна, но ей так не хотелось очередной ссоры в королевском семействе, кроме того, чуткая женщина хорошо видела, как тяжело даются самой принцессе ссоры ее матери с королем. Виктория вынуждена «держать лицо», но дома, наверняка, плачет. Аделаида всячески старалась смягчить противостояние и сгладить острые углы. Это не всегда удавалось.
Вот и сейчас у короля, читавшего виндзорскую газету, начали краснеть и без того не бледные щеки. Это означало гнев, и, по чьему поводу, королева Аделаида уже догадывалась, она знала, что в газете – сообщение о новом путешествии герцогини Кентской с дочерью.
Голова у короля Вильгельма была похожа на большую грушу, широкие, оплывшие щеки буквально лежали вместе с двойным подбородком на воротнике, а надо лбом топорщились коком высоко взбитые седые волосы, добавляя сходства с фруктом. Вильгельм отличался добродушием, не слишком строгим соблюдением правил этикета, мог, например, запросто чмокнуть в щечку понравившуюся ему придворную даму, был шумным и несколько взбалмошным, вывести его из себя особого труда не составляло. Но так вывести, чтобы терял самообладание, а не просто грубил, могла только одна женщина – герцогиня Кентская.
Королева Аделаида начала произносить утешительную фразу:
– Вильгельм, стоит ли так…
Договорить не успела, король швырнул газету в сторону:
– Мне надоела эта женщина!
Как оказалось, причин возмутиться у короля действительно было целых две. Во-первых, герцогиня совершенно нетактично снова намекала, что совсем скоро у Англии будет новая королева, то есть, что королю Вильгельму пора на тот свет. Во-вторых, и это возмутило старого моряка даже больше намеков на его возраст, она потребовала, чтобы их с дочерью приветствовали военным салютом морских кораблей, где бы они ни появлялись на судне его величества. Поскольку у самой герцогини яхты не было, то вполне понятно, что иначе как на судне короля она не плавала.