— Откуда столько? У Икария такие большие стада, что сам обработать не успевает, даже нам столько остается?

Пенелопа лукаво посмотрела на Эвриклею.

— Там не только отцовские, но и мои стада… Всем скажем, что нам привезли для прядения и ткачества, потому что у нас лучшие ткачихи.

Так и сказали. Соорудив давильные прессы, плотники без работы не остались, теперь они спешно строили большое помещение для работы ткачих. Пенелопа требовала делать все крепко и без щелей, чтобы не дуло даже в холода.

К чему все это, стало ясно, когда сбор плодов был почти закончен и дел в поле и огороде для женщин почти не осталось.

Расплатившись со всеми жницами и сборщицами винограда, царица вновь созвала женщин Итаки на свой двор:

— Пора прясть и ткать.

Все согласно закивали, чем еще заниматься женским рукам, как не столь привычной работой?

Принялись распаковывать присланную шерсть, зажужжали веретенца, а потом и зазвучала женская песня — работать руками легче, когда поется. Пенелопа учила и учила молодых женщин и девчонок, требуя, чтобы нить была как можно тоньше и ровней, из такой и ткань получится качественней.

К прошлогодним ткачихам добавились новые, пришлось Прому отложить давильные прессы и заняться еще деталями для станков. Долион с сыновьями возводил новые кладовые для шерсти, пряжи и готовой ткани.

Пенелопа распорядилась не жалеть масла для светильников:

— Нужно беречь глаза ткачих!

Сытно кормила, когда стало холодно, многим помогла теплой одеждой, и в самих мастерских топили щедро. Все свободные и несвободные женщины потянулись работать у царицы. Росли запасы спряденной нити, потихоньку начали заправлять ткацкие станы.

А она не забывала еще одно: раз в неделю они обязательно тренировали руки, выпуская стрелы в чучела зверей и в щиты, прикрепленные на заднем дворе дворца. На вопрос «зачем?», только пожимала плечами:

— Чтобы не забыли то, чему научились.

И мама, и папа

Заботы, заботы, заботы… И тогда, когда муж дома, когда он обеспечивает достаток, а жена только порядок в самом доме, забот у хорошей хозяйки хватает. А если все на ней, а хозяйство разрушено?

Засыпала, едва коснувшись головой ложа, просыпалась до рассвета, и тут же обступали многочисленные вопросы.

Встряхнула ее все та же разумная Эвриклея:

— Царица, ты сыну нужна.

— Болен?!

— Нет, здоров, хвала богам. Но он мал, да и отца нет. Я понимаю, что трудно во всем примером быть для мальчика, но не забывай о Телемахе.

Вообще-то, женщине учить мальчика совсем не дело, для этого есть разумные мужчины. Но Эвриклея права, за многими ежедневными заботами она забыла и свои материнские обязанности, в дом возвращается, когда Телемах уже спит, по головке погладит сонного, поцелует в лоб — и все. А утром ребенок еще спит, жаль будить. Знает, что за ним присмотрят, накормят, оденут, умоют, но нянька права: слуги слугами, даже самые добрые, а мать нужна.

Пенелопа сама выросла без матери, помнила, как ждали каждого ее появления братья, даже уже взрослые. Верно, какими бы ни были заботы, лучше один день сытно не поесть, чем упустить сына, чтобы не вырос трусливым или глупым.

У нее, девочки, не было матери, у ее сына нет отца, вернее, есть, но уж слишком далеко. Придется ей заботиться об обучении Телемаха. Уходя в море, Одиссей поручил воспитание сына Ментору, однако приятель Лаэртида что-то не торопится выполнять поручение. Евпейта боится, что ли?

— Ментор, Телемаха нужно учить.

— Да мал еще царевич…

Хотелось крикнуть: «Чего же вы все боитесь?!»

Ментору поручил сына Одиссей, помня ум и доблесть старого товарища по играм и пиратским вылазкам. Только Ментор в одном из набегов серьезно пострадал, хромал и мучился головными болями, потому даже в поход вместе с остальными не пошел. Одиссей надеялся, что Ментор сможет стать хорошим наставником маленькому, а потом и повзрослевшему Телемаху. Но как Лаэрт не слишком стремился удержать царство, так Ментор не торопился воспитывать сына своего друга.

«Предатели! Трусы! В Аид вас всех!» — мысленно горячилась Пенелопа, но только мысленно, внешне привычная улыбка. Она слабая женщина, находится под защитой сильных мужчин, слушает их советы… Один из сильных мужчин — Евпейт — уже давно понял, что нет никого более сильного на этом острове, чем эта слабая женщина.

Телемах и впрямь не слишком взрослый, но в его возрасте уже пора браться за маленький лук, пора учиться читать и слушать рассказы о том, как устроен мир. Если Ментор не торопится, придется учить царевича самой — решила Пенелопа.

— Сегодня ты пойдешь со мной.

— А куда?

— В лес.

— А это ты что несешь?

— Лук.

— Чей?

— Свой.

— А другой?

— Тоже лук, твой.

— Мо-ой?! — У мальчишки круглые глаза. — Мой лук?!

— Твой. Пора и тебе учиться натягивать тетиву и точно пускать стрелу.

— У меня есть маленький лук.

— Он почти игрушка. А этот настоящий, и стрелы в колчане настоящие. Держи.

Малыша распирало от важности. Пенелопа вела сына подальше на полянку, чтобы никто не видел ни его первых неудачных выстрелов, ни того, что учит мужскому искусству царевича мать, а не мужчина-родственник. Что же делать, если для Телемаха царица и мама, и папа…

— Что нужно сделать, прежде чем надеть тетиву?

— Подложить лук под колено, чтобы он хорошо уперся! — Телемах гордо продемонстрировал свои знания, казалось, осталось лишь повторить это с луком. Мальчик держал оружие наготове, ожидая команды попытаться осуществить то, что так хорошо запомнил.

— Нет…

— А что?

— Тебе понравилось бы, если бы тебя вдруг стали гнуть через колено?

— Не-ет… но я же не лук!

— Ему тоже не нравится. С любым оружием сначала нужно поговорить, попросить слушаться, попросить помочь. Оружие тоже живое.

Телемах недоверчиво смотрел на мать.

— И меч?

— И меч.

— Он же бронзовый.

— Все равно живой.

— И стрела?

— И стрела.

Телемах погладил стрелу от наконечника до оперения.

— Ей больно, когда она вонзается в дерево?

— Больно, но она согласна терпеть. Если попросишь. А уж с луком договариваться нужно обязательно. Он должен знать, что ты его хозяин, его любишь и ждешь помощи.

— Так? — Мальчик просто погладил налучье.