– Все закончилось, Андрей!
– Тогда разрешите, я пойду домой?
– Иди! Выспись, а потом пригласи кого-нибудь из офицеров. Одному тебе оставаться не стоит. Сутки на отдых у вас есть.
– Ладно, там видно будет. Почему люди у плаца собрались? Или их специально вывели? Непонятно только, зачем?
– Никто никого не выводил. О том, что группа попала в критическую ситуацию, в полку стало известно, когда я начал поднимать Алешина, вертолеты. А ты не хуже меня знаешь, как быстро распространяется по гарнизону любая информация. Узнали в городке и когда вернутся группы. И о потерях наших узнали. Потому и пришли. А что тебя смущает, Андрей?
– То, что здесь не цирк и не театр.
– Понял! Не отошел! Ступай!
Дементьев, повернувшись, направился по аллее, ведущей к воротам в городок, где жили офицеры и члены их семей. Прошел до общежития. В фойе его встретила дежурная – Лиза, супруга начальника штаба полкового артдивизиона:
– С возвращением, Андрюша!
– Спасибо!
– Слышала, ребят ваших поубивало в горах много?
Дементьев взглянул на женщину:
– Игорька Коробова в том числе…
Дежурная ахнула:
– Игорька? Господи, как же так? Молодой ведь еще… был!
– А остальные – старики? Ты организуй, чтобы в его номере вещи собрали, порядок навели.
– А куда вещи-то?
– В холодильник! У коменданта спроси! Вода в душевой есть?
– Есть, холодная!
– А когда у нас горячая была? В общем, я к себе, ко мне никого, кроме посыльного, не пускать.
– Ясно! Скажи, Андрей, а когда похороны?
– Это как начальство решит.
– А правда, что ваш отряд расформировали?
– Я приказа не видел. Все, устал, извини!
Дементьев прошел к себе в номер, сбросил форму, в плавках, с полотенцем и туалетными принадлежностями прошел в душевую. Встал под струи холодной воды. Там же побрился. Вернулся в номер, включил кондиционер, достал из неработающего холодильника, служившего по большей мере обычным шкафом, бутылку водки и банку тушенки. Ножом вскрыл консервы. Налил полный стакан.
– За вас, мужики, за тебя, Игорь, пусть земля вам будет пухом.
В три глотка опорожнил стакан. С ножа закусил ломтиком тушеного мяса. Закурил. Постепенно комнату заполняла прохлада. На кровати, тумбочке, полке – везде пыль. И это за каких-то несколько дней налетело. Вытряхнул одеяло, остальное убирать не стал, не было желания. Выпил второй стакан. Закурил, задумчиво сбрасывая пепел в пепельницу.
Дверь номера неожиданно открылась. На пороге появилась медсестра санчасти:
– Здравствуй, Андрюша!
Капитан взглянул на женщину:
– Надежда? Зачем пришла? Твое место возле раненых.
Дерник присела на край кровати, рядом с Дементьевым:
– Раненые в порядке, им оказана квалифицированная помощь, ни чьей жизни не угрожает опасность. Сейчас раненым нужен покой!
– Что тебе надо?
Дерник увидела почти опустошенную бутылку водки:
– Не поможет спиртное, Андрюш.
– А что поможет? Или кто? Не ты ли?
– Я помогу!
– Ты не учла одно, что я не нуждаюсь в чьей-либо помощи, а тем более жалости, ты же смотришь на меня, как на жертвенного барана, которому вот-вот перережут горло. Не надо! Иди, если в санчасти делать нечего, к своему жениху-лейтенанту! Я устал, хочу спать!
Но Дерник только ближе подвинулась к офицеру:
– Когда по гарнизону прошло известие, что твоя группа вступила в бой с крупной бандой, у меня все внутри оборвалось, а когда стало известно, что группа несет серьезные потери, так вообще чуть с ума не сошла. Пыталась узнать, что происходит в горах, кто убит, кто ранен, боясь услышать твою фамилию. Ночами спать не могла…
Дементьев ухмыльнулся:
– Как же на это реагировал твой жених? Шаповаленко, по-моему?
– Не о нем речь. О нас с тобой!
– Ты, дорогая, хрен с пальцем не путай. У нас с тобой ничего нет и не будет.
– Ну почему ты так жестоко со мной?
– Жестоко? Да что ты знаешь о жестокости? В общем, иди отсюда, Надь, оставь меня.
– Я люблю тебя, Андрей!
– Это твои проблемы. И ты, помнится, неплохо начала их решать вместе с лейтенантом. Вот и продолжай в том же духе. А я скоро свалю отсюда. Чтобы больше никогда не видеть эти проклятые горы и эти косоглазые, тупые рожи бандитов. Уходи!
– Андрей!
Дементьев резко повысил голос:
– Уходи, сказал! Или мне помочь тебе?
Приложив платок к глазам, Дерник вышла из номера, закрыв за собой дверь. Андрей закурил очередную сигарету. Подумал – может, зря он вот так жестоко с медсестрой? Может, она действительно его любит? Хотя какое это имеет значение? Главное, он-то к ней равнодушен.
Взгляд Андрея упал на мобильный телефон. Он взял трубку. Зарядка в норме. А не позвонить ли матери? Родной голос услышать? Если, конечно, она сейчас в городе. В деревне мобильная связь не работает. Туда не дозвониться. А вот в Переслав почему бы и нет? Капитан набрал номер. Пошли длинные гудки. Значит, мать в городе, иначе бы голос в трубке выдал – «абонент временно недоступен» или «находится вне зоны действия сети». Но гудки продолжались, а никто не отвечал. Возможно, мать вышла прогуляться, телефон оставив дома. Но чувство тревоги неожиданно сжало сердце капитана. Не случилось ли чего? Отключив мобильник, капитан допил остатки водки.
В дверь постучали.
Андрей спросил недовольно:
– Ну, кого там еще черт принес? Сказал же не пускать никого.
В комнату вошел капитан Алешин:
– Кроме посыльного!
– А ты что, посыльный?
– Могу уйти.
– Да чего там! Проходи!
Алешин увидел на столике пустую бутылку водки:
– Ого! И когда ты пол-литра усидеть успел?
– Недавно!
– С Дерник, что ли?
– Почему с Дерник? Что, бля, за гарнизон? Заглянула баба на минуту, а уж весь городок знает.
– Ну не весь, а всего лишь я да дежурная по общаге, Лизка. Дерник слезы у нее в дежурке льет, клянет судьбу свою несчастную, плачет о любви к тебе, Андрей, неразделенной. Вот и подумал: наверное, вы вместе выпили, а потом ты ее выгнал.
– Надежда действительно приходила, рассказывала, как она переживала, узнав о том, что произошло у Кентума, ночи не спала, в любви опять признавалась. Я не выгонял ее, хотя… все же, наверное, выгнал. Сказал: уходи. Она со слезами ушла. Но вот пить с ней не пили. Один уговорил пузырь.