Внезапно вокруг стало темно, и Степа почувствовал сильную боль. Он застонал, дернулся и с трудом открыл глаза. Он еще раз дернулся, боль стала почти невыносимой, но он все-таки встал и с наслаждением вдохнул ледяной колючий воздух.
Вокруг была ночь, луна зашла за тучи, и на остывшие угли костра падал легкий невесомый снег.
Во фляге, к счастью, оставался еще глоток спирта. Степа отхлебнул, сразу же стало легче и он, сдерживая стон, стал собирать хворост. Надо было досидеть до утра…
До Сайхена оставалось три дня пути. Правда добраться можно было и быстрее, но для этого требовалось ехать без ночевок. Люди бы выдержали, но лошади могли погибнуть, и лучше было не рисковать. Времени, как пояснил полковник Лебедев, было достаточно. Арцеулов не очень понял, что означает «достаточно», но спрашивать не стал. Военная служба приучила лишний раз не задумываться над далекой перспективой.
Утром, когда нужно было покидать очередное село, приютившееся как раз между верховьями Китоя и Оки, случилось неожиданное — возчики отказались ехать. Арцеулов вскипел и схватился было за револьвер, но Лебедев удержал его, попытавшись объясниться. Дело оказалось все в тех же волках, о которых путешественники уже успели наслышаться. На этот раз это были уже не слухи — за последнюю неделю в селе погибли двое, причем однажды волки налетели средь бела дня. Старший возчик — немногословный кержак, с которым довелось познакомиться в первый же день путешествия, — заявил, что волки «не простые», и ехать дальше не просто опасно, а грех. Тут уж заинтересовался профессор Семирадский, вступив с кержаком в научную дискуссию, после чего стало ясно, что волки эти — какие-то особые «февральские». Профессор восхитился такой фольклорной глубиной, а Арцеулову почему-то вспомнились красноглазые серые твари, которые стерегли его, начиная с Нижнеудинска. Впрочем, большего о таинственных «февральских» хищниках узнать не удалось — Лебедев прервал дискуссию, решив, что дальше они поедут сами, а лошадей оставят в селе Орлик, последнем перед Сайхеном. Профессор обрадовался, заявив, что соскучился по вожжам, но возчик-кержак хмуро помотал головой, вновь посоветовав не искушать судьбу. Его племянник лишь испуганно моргал и воспринял разрешение вернуться в Иркутск с явным облегчением.
Ехать решили на одной тройке. Стало немного тесновато, зато хлопот ожидалось меньше. Ростислав тоже обрадовался — впервые за время путешествия можно было пообщаться с кем-нибудь, кроме молчаливого полковника.
Действительно, разговор завязался сразу. Арцеулов поинтересовался у профессора, что это за «февральские волки». Тот переадресовал вопрос к Берг, присовокупив, что если и занимался фольклором, то исключительно австралийским, и в молодости. Ростислав вопросительно взглянул на девушку. Та ответила не сразу.
— Это очень древнее предание, Ростислав Александрович. Когда-то считалось, что в мире борются два начала, два властелина — Белобог и Чернобог.
— Озирис и Сет, Ариман и Ахура-Мазда, Саваоф и Люцифер, — хмыкнул Семирадский. — Эх, Наталья Федоровна, матушка! А еще физик!
— Физику это легче понять, Глеб Иннокентьевич, — улыбнулась Берг. — Особенно после открытия положительных и отрицательных частиц. Но Белобог и Чернобог — звучит романтичнее, даже для физика… Так вот, господа, Чернобог был богом смерти, и его время было, естественно, зимой. На, а самый холодный месяц — это февраль…
— Февраль в древности вообще не любят, — вступил в разговор Лебедев. — Римляне, по-моему, специально его сократили до 28 дней…
— А ваши римляне, Николай Иванович, были еще суевернее нас с вами, — вставил профессор и подхлестнул лошадей.
— Ну вот, — продолжала Берг. — Считалось, что февральские волки — это свита Чернобога. Они, в общем, не волки…
— Оборотни, — внезапно для самого себя произнес Арцеулов.
— Да… Чернобог посылает их перед собой. Они служат ему гонцами. А когда приходит весна, они возвращаются в царство смерти.
— Вы еще скажите, сударыня, что волков этих пуля не берет, — вновь хмыкнул профессор. — И еще про осиновые колья…
— Между прочим, господа, осина в самом деле имеет интересные свойства, — внезапно заговорил Богораз, который, казалось, совсем не интересовался разговором. — Мне рассказывали. Там есть какой-то любопытный фермент…
— Против упырей, — хмыкнул профессор. — Ох, господа, эти увлечения современной молодежи до добра не доведут! Упырей обещать не могу, но невроз заработаете, как минимум…
— Успокойтесь, господа, — непонятно, в шутку или всерьез, проговорил Лебедев. — Сегодня, по крайней мере, нам обеспечен спокойный ночлег.
— А что это за село? — поинтересовался Арцеулов.
— Это не село. Это просто дом на берегу реки. Там жил какой-то раскольничий старец. В общем, думаю, там гонцы Чернобога нас не достанут.
— Там, кажется, стоит какой-то крест, — вспомнил Семирадский.
— Да, — кивнул полковник. — Это место так и называется — Семен-Крест.
— А почему — Семен? — спросила Берг. — Так звали старца?
— Возможно, — согласился Лебедев. — Переночуем, оттуда — к Орлику, ну а там до Сайхена совсем близко…
К Семен-Кресту Косухин вышел под вечер, позднее, чем рассчитывал. Идти было нелегко — в голове шумело, к лицу приливала кровь, а по всему телу расползался озноб. Похоже, ночь у потухшего костра обошлась Степе недешево, но думать об этом покуда не приходилось. Косухин понимал, что иного выхода нет, — не дойди он до Семен-Креста, следующую ночь под ледяным небом станет последней. Да и упускать белых гадов не хотелось — слишком многим уже пришлось заплатить. Итак, Степа, отбросив ненужные мысли в сторону, упрямо шел мимо мрачных кедров, то спускаясь в небольшие балки, то вновь карабкаясь по заснеженным склонам. Ноги уже не слушались, в висках скопилась тупая тягучая боль, но Косухин все шел и шел, лишь время от времени поглядывая на проступившее сквозь тучи солнце — если оно не обманывало, он шел правильно.
Под конец идти стало невмочь. Косухин хотел было кинуть карабин — у него оставался верный наган, — но тут же одернул себя; он один, а беляков — минимум четверо. Карабин он оставил и предпочел выбросить вещевой мешок — все равно, он или доберется до места и встретит беглецов, или к следующему утру ему уже ничего не будет нужно…
Семен-Крест открылся неожиданно — Степа взобрался на очередную горку, деревья расступились, и он увидел небольшую заснеженную долину, которую с двух сторон обступали крутые холмы, серебристую неровную ленту замерзшей Оки, а прямо внизу — маленький черный квадратик, рядом с которым Косухин с трудом разглядел тень креста. Все-таки он дошел…
Спускаясь, Степа старался разглядеть, нет ли кого у дома, но сколько ни смотрел, все было тихо. Даже снег в долине лежал нетронутый. Очевидно, после ночного снегопада здесь никто не проезжал. Правда, и для Косухина снег был ни к чему — его следы могли тут же заметить. Поэтому, не доходя метров ста до избы, Степан остановился и стал размышлять.