В подобные советы не очень верилось, особенно днем, при ярком свете. Кобники да наузники горазды над людьми смеяться. А ежели их хозяйка и вправду была Костяная, то и подавно. Згур помнил с детства — нежить никогда правды не скажет. Значит, и совет лучше забыть. А жаль! Славно было бы Ярчуку бороду подкоротить!
На привале, у маленького костерка, венет вновь достал мапу. Згур присел ближе, пытаясь понять, где они и сколько еще добираться. Выходило немного — дня три пути от силы. Первый раз можно заночевать в селе. Вот оно — маленький домик возле самой дороги. Ну а дальше, до самого шляха, — пусто. Лес, один лес. Правда, и погост на мапе не обозначен. Глядишь, и подвернется избенка с дверью да крышей! Згур еще раз смерил расстояние, попытался пересчитать. Ничего, дойдут!
Он занялся костром, грозившим погаснуть. Между тем Ярчук, неспешно спрятав мапу, извлек из-под рубахи уже знакомый амулет — две створки, друг с другом скрепленные. Важно насупив брови, он пристроил его на колене, раскрыл…
Згур не утерпел, глянул. Между створок оказались тоненькие листочки, по которым муравьями бежали странные значки.
— Литерник это! — сурово заметил Ярчук, не оборачиваясь.
— Лит… Что? — не понял Згур.
— Литерник. Потому что литеры. Чтоб книги разуметь. Хотелось вновь переспросить, но тут пришла догадка. «Литеры» — наверно, просто значки для письма! Ишь, грамотный!
—А на каком это наречии?
— На нашем, венетском. — Ярчук закрыл «литерник», вздохнул. — Добра людь подарила. Переглядываю, не запамятовать чтоб. Я и верши знаю!
Заметив недоуменный взгляд своего спутника, венет приосанился и снисходительно пояснил:
— Верши — это как песня, тока петь не надоть. Говорить их надоть громким голосом, чтоб слышно было. Аль у вас вершей не складывают?
Згур внезапно почувствовал себя желторотиком, впервые взявшим в руку деревянный меч. Меч-то ладно, а вот «верши»!..
— Послушай вот! Друг мой склал. Верш про людь убогу да бедну, котору злы бояре со свету сжить хочут…
Ярчук нахмурил кустистые брови, откашлялся, набрал побольше воздуха и заговорил мерно, покачивая кудлатой головой:
О горе бедным людям на свети,
Що не могуть скутечнои радости имети!
А багатому аще и скорб часом ткнеться,
То в том же йому часи рыхло и минеться.
Бо багач судиям очи мздою забивает
И тоею до конца очи ослипляет.
А убогий неборак, хоч мало споткнеться,
Певне, побиденному, дармо не минеться…
Сильный стон не дал продолжить. Ярчук откинулся назад, широкая ладонь прижалась к пояснице. Наконец приступ прошел, венет жадно глотнул холодный воздух…
— Клятые огнища! Вот злы бояре меня туды и отправили! Я много вершей знаю! И петь тож могу…
Згур с ужасом представил, как венет с его голосом сейчас затянет что-нибудь этакое, про «бедную людь», но на этот раз обошлось. Ярчук, вновь бросив снисходительный взгляд на «боярина», «вершев» не знающего, достал «литерник» и углубился в тайны венетских значков. Згур не возражал. Пусть учит, лишь бы петь не начал!
…Как ни спешили, но сумерки застали их в пути. Только через час после раннего заката вдали показались черные крыши села.
Засады они не заметили. То ли сумерки помешали, то ли те, что в кустах хоронились, свое дело знали. Резкий свист — и на дорогу выбежала дюжина крепких парней в лохматых полушубках. Одни заступили путь, другие стали с боков.
— Аригэ!
Румское слово показалось знакомым. Ну конечно! «Аригэ!» — «Стойте!»
Згур быстро оглянулся. Оружия у парней не было, зато каждый держал в руках увесистую дубину, а еще двое грозно сжимали длинные колья с обожженными на огне концами.
— Аригэ! Амэ — гер!
Оружие Згур бросать не собирался. Еще чего! Краем глаза он заметил, как Ярчук медленно опускает руку к поясу…
— Погодите! — драться с дубинщиками совершенно не хотелось. — Вы чего?
Вопрос получился не особо понятным, но, как ни странно, подействовал. Дубины и колья нехотя опустились.
— Румы? Венты?
Вначале Згур не понял, почему-то подумав о своем спутнике, но затем сообразил. Для румов все они «венты», что сполоты, что лехиты, что Ярчуковы венеты.
— Валин. Войско Палатина Ивора. Слыхали? О Коростене Згур решил промолчать. Велгу в этих местах могли не знать, Ивор же — другое дело.
— Так вы Иворовы кметы? Не Катакита?
Странное имя показалось знакомым. Ну, конечно, мятеж у румов, войско Катакита осаждает Рум-город!
— Вам что, валинские ворота перечислить? Что-то давно наши «коловраты» сюда не заезжали!И вновь подействовало. Парни отошли в сторону, кто-то буркнул: «Ну, звиняйте!» Но Згур вовсе не собирался «звинять».
— Спрашивать надо, а после с дубинами бросаться! Вы что, забыли, как гостей встречают?
В ответ послышались обиженные голоса, что гостям здесь всегда рады, да вот времена пошли худые. Катакитово войско под столицей разбили, так оно по всем углам разбежалось и сюда, в Нистрию, того и гляди нагрянет. Да и зима выдалась тяжкая: то волки, то навы, то мертвяки за-ложные. А сейчас и вовсе беда приключилась…
То, что в селе беда, Згур понял сразу, стоило лишь оказаться на маленькой улочке, вдоль которой выстроилось два десятка крытых темной дранкой изб. На выгоне собралась толпа, отчаянно голосила женщина. На гостей никто не обратил внимания, только стоявшие в толпе слегка потеснились, давая проход.
Наконец удалось отыскать войта — одноглазого старикашку с редкой козлиной бородкой. Услыхав, что гости из Валина, он тут же закивал, пообещав и накормить, и в тепле разместить, только вот бабу глупую утешит да народ вразумит, потому как беда, беда, беда…
Вскоре все стало ясно. У молодой женщины пропал ребенок. И не украли — силком взяли. Муж на полатях лежит без памяти, кровь каплет, остановиться не может, а ребенка и след простыл…
Згур переглянулся с венетом. Наверно, в голову им пришла одна и та же мысль. След, может, и простыл — холодно, так ведь душегубы по снегу шли, не по воздуху! Или опять сани без коней?
Становилось ясно — что-то не так. Следы есть, и свежие, и парней крепких в селе хватает, да только никто вдогон не идет. Стоят, головами кивают, ждут чего-то…
Толпа начала расходиться. Рыдающую женщину вели под руки, войт побежал присматривать избу для гостей. Згур с Ярчуком вновь переглянулись. Да как же это? Дяденьки! Дяденьки! Вы и вправду альбиры? Увидеть того, кто их альбирством интересуется, оказалось мудрено. Мальчонка — от горшка два вершка, черная шапка на самые брови налезла, из полушубка худая шея торчит.
— Я — нет! — невольно улыбнулся Згур. — А вот дяденька Ярчук — он альбир и есть!