Сцена в дýше…
Сцена в душе… О да, она навсегда засела в его голове!
Он страстно любил кино, любое, но больше всего фильмы, где существовало тревожное ожидание, когда один мимолетный взгляд мог породить страх, агрессию…
Или ужас…
Конечно, его можно назвать дилетантом по сравнению со знаменитыми представителями этого жанра, хотя он знал назубок имена всех актеров и режиссеров. Но больше всего обожал «мастера», человека, который, по его убеждению, был лучшим из лучших во все времена. Альфред Хичкок.
Он знал, как следует сделать сцену в душе. Он понял это, кропотливо изучая работы мастера, кадр за кадром, не упуская ни одного, пусть даже малейшего движения камеры. Он был почти готов увидеть это воочию… он подошел так близко! Уже не раз он говорил себе, что знает, как один к одному повторить знаменитую сцену.
Он стоял рядом… и вместе с тем ни разу еще не перешагнул запретную черту.
Та самая неповторимая сцена в душе, известная по многим публикациям, стала сенсацией благодаря мастерству Альфреда Хичкока, который запечатлел на пленке убийство прелестной, юной и чуть-чуть порочной героини Джанет Ли. Стоит ли говорить, что эту сцену знал каждый, кто изучал искусство кино. А сам фильм «Психо» стал классикой мирового кинематографа, частью поп-культуры, его изучали в каждой киношколе, он вошел в историю Голливуда, будучи знаменитым как в Америке, так и в Европе.
Да, конечно… Ничего лучшего он не видел.
Классическая сцена этого черно-белого фильма вселяла в вашу душу леденящий ужас, не похожий ни на что, испытанное прежде. Раньше естественный и будничный процесс принятия душа ни у кого не вызывал ничего подобного. А теперь, не в состоянии забыть кадры фильма, сотни тысяч женщин, живущих или путешествующих в одиночестве, дрожа от страха и проявляя вынужденную осторожность, заходили в ванную и, водя губкой по своему телу, не отрывали глаз от предусмотрительно не закрытой двери.
Она стояла под душем. Совсем как героиня Джанет Ли в знаменитом фильме, она была чертовски красива. И вместе с тем вызывала чувство странной незащищенности. Высокая, стройная, гибкая. В ее неторопливых потягиваниях и наклонах таилась необычайная чувственность. Светлые волосы потемнели от воды, мокрые и чистые, они струились вдоль спины. Прикрыв глаза и отклонив голову назад, она приподняла подбородок, подставив лицо под сильные струи воды. Вся масса длинных волос медленно колыхалась, касаясь округлых изгибов ягодиц.
Вода обрушивалась на ее тело, смывая всю грязь, всю вину…
Занавеска была почти совершенно прозрачной, что придавало еще больше выразительности каждому движению. И в их ленивой грации совершенно отсутствовало чувство надвигающейся опасности, только наслаждение, какое испытывает каждый человек от прохладного душа в жаркий день. Приятное и простое желание быть чистой.
Убийца подкрался поближе.
Зрители увидели бы это. И им захотелось бы закричать. Предупредить ее.
Если бы там были зрители.
Убийца держал в руке нож. Он обязателен для сцены в душе. Смерть от удара ножом была не такой легкой и мгновенной, не такой бескровной. Он блестел даже в темноте, ловя тот скудный свет, что мог найти. Он бросался в глаза, заставляя сердце остановиться. Это вызывало боль… но вместе с тем оставляло надежду. Пусть слабую, но надежду. Если бы можно было увернуться от клинка… если бы он промахнулся…
А потом этот звук. Отвратительный, словно провели железом по стеклу. Чтобы содрогнуться от ужаса.
Прозрачная занавеска, за которой стояла она. Ах, черт возьми, до чего же красиво стояла! Голова приподнята, чуть откинута назад, формы совершенные, роскошные. Как и героиня Джанет Ли, она чуть-чуть порочна. Но публика все равно станет переживать за нее. Еще бы, ведь она так беззащитна!
– Пора!
Кто-то на самом деле прошептал это коротенькое слово, или ему почудилось? Режиссер мягко отдал команду. Она растворилась в воздухе. Все, что можно было услышать, – шум воды. Опытный режиссер почувствовал, когда настал решающий момент, момент удара. Он знал, что ожидание достигло предела…
А она? Она тоже поняла? Почувствовала опасность?
Убийца неслышно подкрался ближе. Его шаги заглушал шум воды.
Ближе, еще ближе… приближаясь к душу, к прозрачной занавеске, придававшей своим таинственным блеском еще больше красоты и ранимости жертве…
Одно сильное движение, и занавеска отдернута в сторону.
Шум воды, омывающей тело. Стройное, чувственное тело.
Жертва…
И наконец… она увидела.
Вскрикнула, ее глаза распахнулись, и она всем телом повернулась к нему. Такие огромные глаза! Широко открытые, они сверкали темным пламенем. Невероятно красивые, они выражали изумление, неверие и страх.
Ужасно!
О да, ужасно!
Наконец она поняла.
Только теперь…
Потому что и она помнила эту сцену в душе. Она знала, она видела и, конечно, со страхом ждет, что последует дальше. Ожидание…
И вдруг…
Нож!
И тогда она закричала. Что она могла сделать? Как противостоять ужасу этого ножа? Острый клинок, длинный и блестящий, навис над ее головой.
Она снова закричала. Она кричала снова и снова.
После…
После ничего не было. Просто не могло быть. Потому что на этот раз сцена в душе произошла в действительности.
Если рано утром раздавался стук в дверь, Дженнифер знала, что принесли сценарий, вернее, очередную сцену.
Странно, ведь сегодня пятница, а пятница была исключением. Возможно, в текст сцены, которую предстояло снять сегодня, внесли какие-то изменения? Ничего удивительного, подобные переделки встречались на каждом шагу.
Она открыла дверь своей гримерной. Тонкий белый конверт лежал на полу, на нем не было ничего, кроме ее имени. Она выглянула в холл – ни души. Странное ощущение. Казалось, весь пятый этаж огромного здания абсолютно пуст. Почему-то ей стало не по себе.
В конце концов, это просто смешно, подумала она. Хотя обычно она приходила раньше других актеров, вполне возможно, что кто-то из съемочной группы пришел так же рано, как и она. Собственно, до съемки оставалось немногим более часа. А ведь нужно еще загримироваться и надеть костюм, поразмыслить, что к чему… Словом, приготовиться.
И все-таки…
Она вернулась назад в гримерную, закрыла дверь и заперла ее на ключ. Опустившись на стул, она открыла конверт, все еще удивляясь, почему ей так не по себе.