– Вы не думаете, что то, что она живет в Грейнджер-Хаусе, действует на ее психику? – не отступала Вики.
– Говорят, что Эбби немного не в себе и что это началось, когда она купила Грейнджер-Хаус, – проговорил молодой парень с выбеленными волосами и колечком в носу. – И что она заболела, когда переехала в этот дом.
«Неправда. Эбби переехала в этот дом, когда уже знала о своей болезни», – подумал Конар, но не сказал этого вслух.
– Вы слишком серьезно воспринимаете все эти истории, – мягко заметил он. – Эбби в полном порядке. Она одна из умнейших женщин, с которыми я имел честь общаться. А что касается дома, послушайте, друзья! Многие местечки в этой округе полнятся самыми невероятными слухами и легендами. На то и Голливуд, земля несбыточных надежд и утраченных иллюзий. Впрочем, все бывает. Все случается, как и повсюду. Грейнджер-Хаус просто-напросто дом, очень красивый дом, – подытожил он.
– И вы не боитесь останавливаться там, мистер Конар? – спросил молоденький репортер.
– Лично я – нет! Я люблю это место… Особняк на самом деле очень красивый и невероятно удобный. Не боюсь ни капельки.
– Там живет Эбби, и, говорят, Дженнифер Коннолли тоже сейчас там, – заметила Вики.
– Да, но все-таки… – перебил молодой человек с колечком в носу.
– Что верно, то верно, об этом месте рассказывают столько всяких историй, – встряла в разговор молчавшая до этого пожилая журналистка.
Возможно, но он не собирался углубляться в них.
– Думаю, о половине особняков Лос-Анджелеса, как, впрочем, и о Белом доме, складывают потрясающие небылицы, – нетерпеливо сказал Конар. – А теперь, если вы не возражаете, я немного устал.
Он ускорил шаг, стараясь от них оторваться. Репортеры следовали за ним по пятам, как свора голодных псов за добычей. Стаккато женских каблучков вписывалось в поспешное шуршание мужских шагов. К счастью, вскоре он увидел, как Эдгар Торнби, самый что ни на есть настоящий английский дворецкий Эбби Сойер, с обеспокоенным видом спешит к нему навстречу.
– Мистер Маркем, сэр, простите меня. – Лицо у Эдгара было удлиненное, седые волосы тщательно зачесаны назад. Их оставалось маловато в его шестьдесят два года, и на макушке проглядывала намечающаяся лысина. Глядя на костюм дворецкого, можно было предположить, что он отутюжен прямо на его теле. – Ваш самолет прибыл раньше, чем ожидалось, сэр.
– На целых двадцать минут, – кивнул Конар. – Ничего страшного, Эдгар.
– Сэр, мне следовало позаботиться о том, чтобы оградить вас от этих голодных волков.
– Эдгар, я уже не мальчик. И, как говорит Эбби, без этих волков у нас бы не было работы.
– Но вы ведь устали.
– Надеюсь, я это переживу. Я чувствую себя нормально. Скажите лучше, как Эбби?
Длинное лицо старого слуги еще больше вытянулось.
– Ах, Эбби. – Он сокрушенно вздохнул.
– Ей хуже?
– Она порой, как бы это сказать… впадает в детство, сэр. Ну, вы понимаете…
– Конечно, но ведь она еще не так стара. Обычно это случается в более преклонном возрасте. И потом, есть лекарства… – Его голос затих. – Эдгар, это не влияет на ее умственные способности?
Дворецкий медлил с ответом.
– Давайте получим багаж, сэр, и выйдем отсюда. Автомобиль у выхода. Папарацци все еще идут за нами. Мне не хотелось бы, чтобы они слышали наш разговор. Думаю, вы не против, сэр?
– Разумеется, нет, Эдгар. Если только вы не прекратите называть меня «сэр» на каждом шагу.
– Да, сэр. Хорошо, сэр.
Конар вздохнул.
– Там мои сумки, Эдгар. Возьмите ту, что поменьше.
– Но, сэр…
– И прекратите…
– …называть вас сэр? Хорошо, сэр.
Он покосился на Эдгара. Старый дворецкий не заметил. Покачав головой, он подхватил сумку, и они направились из помещения аэропорта к машине.
Они уже ехали по шоссе, когда Эдгар запоздало ответил:
– Это все ее пилюли, сэр.
– Не понял, что?
– Пилюли, которые она принимает. Ее лекарство. Стоит ей принять их, и она не в состоянии ясно видеть и думать. Она разговаривает с призраками.
– Но когда она не принимает лекарства, ум ясен?
Эдгар не торопился с ответом.
– Думаю, да, сэр.
– Вы думаете?
– Да, по-моему, иногда, когда она находится под действием транквилизаторов, ей кажется, что она слышит голоса и видит кого-то… и потом эти видения преследуют ее, внедряясь в сознание. Вы понимаете?
– Не совсем.
Эдгар посмотрел на него через зеркало заднего вида.
– Ей кажется… что кто-то хочет убить Дженнифер.
Конар не спешил с ответом, потом произнес:
– Значит, она и вам говорила, что кто-то пытается убить ее дочь?
– А вы поэтому и приехали, не так ли?
– Мне предложили интересную работу.
– Да, разумеется. Это версия для Дженнифер.
– Мне никоим образом не известно, что думает на этот счет Дженнифер, – сказал Конар, глядя прямо перед собой на дорогу. – Я ведь едва знаком с ней.
– Я думаю, как бы она не рассердилась, узнав правду, – пробурчал Эдгар больше себе, чем Конару.
Тот ответил первое, что пришло ему в голову:
– Возможно. Я видел ее всего пару раз и не берусь судить. Но скажите мне, вы действительно думаете, что Эбби… – он колебался, затем продолжил: – несколько повредилась в уме?
Эдгар медленно залился краской.
– Большую часть времени она в порядке.
– Но ее видения? Даже ее голос звучит… по-разному.
– Кто знает…
– Бросьте, Эдгар. Вы рядом с Эбби долгие годы. С тех пор, как она купила этот дом, вернее, еще до того, как она переехала сюда. Вы были всегда очень близки к ней, она доверяла вам больше, чем любому из своих мужей. Так что выкладывайте, что вы думаете?
Настороженность на лице дворецкого внезапно сменилась мукой. В его глазах светилась искренняя печаль.
– Я редко оставляю ее. Она настаивает, чтобы я брал выходной, но я часто остаюсь в Грейнджер-Хаусе, притворясь, что уехал. А когда действительно уезжаю, всегда стараюсь убедиться, что с ней остается одна из горничных. Вы спрашиваете, что я думаю? Я думаю, что она не заслуживает этого. Болезнь ужасна и жестока, бесчеловечна, и она не заслуживает таких мучений.
– Но она действительно теряет рассудок?
– Не знаю, – сказал Эдгар, и это прозвучало, как стон. – Не знаю, что вам сказать. Вы сами должны ее увидеть.