Пока Энтони сердечно здоровался с Джессом, энергично потрясая его руку, к ним поспешили Джон Маккей, Эндрю Миллер и Томас Донахью. Мужчины тут же стали обмениваться впечатлениями, и вдруг кто-то – Кирнан не успела отметить, кто именно, – пригласил Джесса на обед.
Ну что же, она хотела его видеть, но не в этой компании, да еще если единственной темой беседы будет суд над Джоном Брауном!
Девушка затаив дыхание ждала, что Камерон отклонит приглашение.
– Буду счастлив отобедать в таком приятном обществе, – проговорил он и, повернувшись к ней, добавил: – Да еще в присутствии очаровательной юной леди.
Договорились встретиться через два часа в ресторане гостиницы.
Пришлось ей, соблюдая приличия, по мере сил поддерживать беседу, в которую углубились мужчины, едва покинув зал суда. Она старалась непринужденно отвечать на вопросы и не волноваться, чтобы не возбуждать подозрений отца. Наконец, улучив момент, Кирнан извинилась и бросилась к себе в номер. За то короткое время, что оставалось до обеда, она успела принять ванну и даже вымыть волосы. Яростно растерев полотенцем свои медвяно-золотистые локоны, девушка облачилась в самый лучший из привезенных ею нарядов – элегантное модное платье цвета персика с пышными белыми рукавами – и устремилась в ресторан, надеясь повидаться с Джессом без посторонних.
Шум в зале стоял невообразимый. Казалось, здесь собрался весь город. Кирнан окинула ресторан беспокойным взглядом, но Джесса не увидела. К счастью, тут к ней подошел метрдотель в элегантном смокинге, низко поклонился и сообщил, что капитан Камерон уже снял отдельный кабинет для своих сотрапезников.
Девушка направилась прямо туда и уже с порога увидела Джесса. Он стоял у стола с бокалом в руке. Подтянутый темноволосый красавец как всегда смотрелся просто великолепно. У Кирнан радостно забилось сердце.
Какое-то шестое чувство подсказало Джессу, что она здесь. Он обернулся, взгляды их встретились, и на мгновение Кирнан неодолимо захотелось бросаться в его объятия. Сердце ее пело от счастья, она, как мотылек, порхнула было любимому навстречу.
– А, вы уже здесь, Камерон! Как мило с вашей стороны, что вы позаботились об отдельном кабинете! – раздался вдруг у нее за спиной голос Энтони.
Он нежно обнял ее за плечи, и сердце Кирнан упало, а ноги словно свинцом налились.
Даже не удостоив жениха взглядом, капитан пояснил:
– Я предполагал, что сегодня здесь будет людно, и заказал столики заранее.
Тут подошел мистер Маккей, за ним Эндрю и Томас. Кирнан очутилась между отцом и Энтони, напротив Джесса.
– Ну, Джесс, – громко обратился к нему Джон Маккей, разворачивая широкую салфетку у себя на коленях, – что скажешь о сегодняшнем процессе? Клянусь Богом, Браун зря не ухватился за эту мысль насчет помешательства! На мой взгляд, он настоящий сумасшедший!
– Без сомнения, он фанатик, сэр, но вряд ли безумен.
– Вот еще! – негодующе фыркнул Эндрю Миллер. – Конечно, он помешанный, да к тому же опасный. А какой идиот! Воображает, что действует по воле Божьей. Ну так позвольте вам заметить, что у Бога другое мнение на этот счет. Даже в Библии сказано: «Рабы, повинуйтесь своим хозяевам». Разве я не прав, капитан Камерон?
Кирнан в беспокойстве воззрилась на Джесса, мысленно молясь, чтобы он не стал вступать в спор за обеденным столом. Джесс пожал плечами:
– Боюсь, мистер Миллер, что в свое время я недостаточно хорошо изучил Библию.
– Что? – набычившись и покраснев, грозно спросил Эндрю Миллер. – Уж не хотите ли вы сказать, что Браун не заслуживает виселицы?
– О, разумеется, заслуживает, – отозвался Камерон, – по закону с ним именно так и следует поступить.
Эндрю удовлетворенно откинулся на спинку стула. Томас Донахью явно чувствовал себя не в своей тарелке. Друг Эндрю и ярый сторонник штатов, он, тем не менее, не одобрял рабства.
Камерон обернулся к собеседникам:
– Не забывайте, джентльмены, что за столом присутствует леди. Предлагаю на время обеда оставить политические дискуссии.
К вящему неудовольствию девушки, ее отец презрительно фыркнул:
– О чем ты толкуешь, Джесс? Ты не хуже других знаешь мою Кирнан!
Тот обаятельно улыбнулся.
– Возможно, даже лучше, – безмятежно ответил он.
– Тогда тебе должно быть известно, что она обожает разговоры о политике.
– О Боже, – притворно ужаснулась Кирнан, – в какую компанию я попала!
Она ткнула отца в бок. Он, явно не ожидая ничего подобного, чуть не поперхнулся, выронил вилку и недовольно воззрился на дочь, а та очаровательно улыбнулась.
– Доставь мне удовольствие, папочка, – тоном эдакой пай-девочки проговорила она. – Давайте действительно оставим эту тему – хотя бы на время.
И в самом деле, собравшимся было что обсудить, помимо Джона Брауна, – недавно поставленную в театре пьесу, надвигающуюся войну, деловую поездку, из которой только что возвратились мужчины. Блюда, подаваемые на стол, были исключительно хороши, но Кирнан почти ни к чему не притронулась. К моменту, когда им принесли кофе в изящном серебряном кофейнике, волнение девушки достигло предела. Обед скоро закончится! Может быть, хотя бы тогда ей удастся поговорить с Джессом?
К сожалению, не удалось. Камерон даже не притронулся к кофе. Поднявшись со своего места, он сказал, что у него назначена встреча со старым боевым товарищем, и откланялся, отвесив самый изысканный поклон Кирнан.
Судебное разбирательство продолжалось еще три дня. Кирнан исправно ходила вместе со всеми в суд и внимательно слушала показания Джона Брауна и свидетелей. Ее терзали противоречивые чувства. С одной стороны, вина Брауна неоспорима – он совершил убийство, и не одно. В его распоряжении были сотни копий, которыми он собирался вооружить рабов. Если бы ему действительно удалось поднять их на восстание, погибли бы тысячи ни в чем не повинных людей – их хладнокровно зарезали бы прямо в постелях.
И все же было в этом человеке что-то необычное, что привлекало к себе внимание. Да, Джона Брауна так просто не забудут…
Настало тридцать первое октября – заключительный день суда. В половине второго присяжным было предложено вынести свой вердикт.
Они совещались сорок пять минут и пришли к заключению, что Джон Браун виновен по всем трем пунктам. Он приговаривался к повешению.
Казалось бы, зал должен взорваться восторженными криками. Кирнан не раз слышала, как толпа на ступенях выкрикивала угрозы и оскорбления в адрес главного подсудимого.
Но воцарилась тишина, мертвая тишина.
Сам Браун невозмутимо поправил соломенный матрас на носилках и улегся поудобнее.
Девушка окинула взглядом зал суда и встретилась глазами с Джессом. Он выглядел удрученным. Потрясенный услышанным, он, видимо, испытывал невыносимые душевные страдания. Кирнан физически ощущала это. Однако в следующее мгновение люди разом поднялись со своих мест, и Камерон затерялся в толпе.