Собравшиеся стали расходиться. Доктор отправился в лазарет, не слишком скрывая радость от того, что ему единственному из медиков удалось остаться целым и невредимым. Впереди его ждало немало хлопот: поменять повязки, осмотреть Кузнецова, сделать рентгеноснимок лодыжки Зубринского и проверить состояние других больных.
Придя к себе в каюту, Дроздов открыл чемодан, достал небольшое портмоне, снова запер его и двинулся в каюту Грубозабойщикова. Он обратил внимание, что командир улыбался сейчас куда реже, чем при первом их знакомстве в Видяево. Едва майор вошел, капитан лодки взглянул на него и сказал безо всяких предисловий:
– Если тех двоих, что остались в лагере, можно как-то перенести на корабль, это надо сделать немедленно. Чем скорее мы вернемся на берег, тем легче у меня будет на душе. Я предупреждал, что ваше расследование ничего не даст. Как знать, может, еще кто-то скоро станет очередной жертвой. Сами подумайте, Андрей Викторович: среди нас разгуливает убийца!
– У меня есть три возражения, Владимир Анатольевич, – заметил майор. – Во-первых, никаких жертв больше не будет, это почти наверняка. Во-вторых, не следует пренебрегать медицинскими показаниями при переноске больных на борт. И в-третьих, сегодняшняя встреча кое-какую пользу все же принесла. Трех человек можно исключить из числа подозреваемых.
– Должно быть, я что-то упустил, не в пример вам.
– Не в этом дело. Просто мне было известно то, что неизвестно пока вам. Я знал, что в лаборатории под половицей спрятано около сорока железоникелевых элементов в превосходном состоянии.
– Черт бы вас побрал, – проронил Грубозабойщиков. – А мне даже словом не обмолвились. Из памяти выскочило?
– Знаете, в таких делах я никогда, никому и ничего не сообщаю просто так, если не уверен, что это принесет мне пользу. Нравится ли это кому-то или нет. Пока вы храните тайну – вы ее хозяин, как только выболтаете – она становится вашей хозяйкой.
– С такими взглядами вы, должно быть, завоевали уйму друзей, – сухо заметил Грубозабойщиков.
– Вот что меня заботит… кто мог использовать элементы? Только тот, кто время от времени выходил из жилого барака, чтобы отправить сигнал SOS. Таким образом, главный инженер Филатов и близнецы Харламовы исключаются: о том, чтобы они выходили из жилого дома, не может быть и речи. Они не могли даже подняться. Значит, остаются Хитренко, Нечаев, доктор, Денисов, Хромов и Кожевников. Кто именно, решайте сами.
– А зачем им понадобились запасные элементы? – спросил Грубозабойщиков. – И потом, если они у них были, на кой черт рисковать жизнью, используя севшие батареи? В этом, по-вашему, есть какой-то резон?
– Резон есть во всем, – ответил Дроздов. – Если вам нужны доказательства, то они у меня есть.
Достав из кармана портмоне, майор раскрыл перед Грубозабойщиковым документы и положил перед собеседником. Тот взял их, внимательно изучил и положил обратно в бумажник.
– Вот, значит, как, – невозмутимо обронил он. – Долгонько же вы собирались мне все это выложить, а? Я имею в виду правду. Офицер ГРУ, контрразведка. Секретный агент, верно?.. Ну, что ж, Андрей Викторович, плясать и хлопать в ладоши от радости по этому поводу я не собираюсь. Я еще вчера поверил. Да и кем бы вы еще могли быть? – он испытующе взглянул на майора. – Люди вашей профессии никогда не раскрывают карты без крайней необходимости… – Можно было предположить, что моряк задаст вопрос, но он промолчал.
– Я сообщаю, кто я такой, по трем причинам. Вы вправе рассчитывать на мое доверие. Я хочу, чтобы вы были на моей стороне. А еще… Есть еще одна причина, которую вы скоро узнаете. Слыхали когда-нибудь о ссоре за принадлежность арктического дна к континентальному шельфу России?
– Краем уха, – пробормотал Грубозабойщиков. – В общем, нет.
– А о том, что там нашли нефть?
– Да, слыхал. И какая же связь может быть между этим и безжалостным убийцей, орудующим на буровой?
Дроздов поведал ему, какая тут может быть связь. Связь, которая существует не теоретически, а вполне реально. Грубозабойщиков слушал его внимательно, не прерывая, а под конец откинулся на спинку стула и кивнул.
– Без сомнения, вывод правильный. Вопрос только в одном: кто? Мне просто не терпится упечь этого мерзавца в кутузку под строгую охрану.
– Значит, вы бы его заперли прямо сейчас?
– А как же иначе! – Командир пристально взглянул на майора. – А вы – нет?
– Не знаю. Вернее, знаю. Я бы оставил его еще погулять. Полагаю, что наш приятель знает, где найденные на буровой образцы и куда они спрятаны. Кроме того, я не уверен, что убийца действовал в одиночку; до сих пор убийцы всегда старались иметь сообщников.
– Значит, двое? Вы считаете, что на борту моего корабля разгуливают двое убийц? – Грубозабойщиков закусил губу и сжал рукой подбородок: так, видимо, проявлялось у него крайнее волнение. Потом он решительно покачал головой. – Нет, скорее всего, он один. Если это так и если я узнаю, кто он, немедленно его арестую. Не забывайте, Андрей Викторович, нам еще предстоит пройти сотни миль подо льдом, прежде чем мы выйдем в открытое море. Мы не можем постоянно следить за всеми шестерыми, а между тем у человека, хоть немного знакомого с подводными лодками, есть сто один способ поставить нас всех здесь раком. Вы знаете, насколько мы уязвимы. В открытом море – еще куда ни шло, но здесь, подо льдом, любая мелочь может стать крайне опасной.
– А вам не приходила в голову следующая мысль: если он поставит в опасное положение вас, то и сам разделит вашу участь?
– Знаете, я не совсем уверен, что он психически нормален. Все убийцы немного с приветом. Неважно, по какой причине они совершают убийство, уже сам этот факт исключает их из числа нормальных людей. К ним нельзя подходить с обычными мерками.
Он был прав, но только наполовину. К сожалению, эта половина могла в данной ситуации оказаться решающей. Большинство убийц совершают преступление под влиянием аффекта, который случается раз в жизни. Но нынешнему убийце, похоже, эмоциональные потрясения вообще не были знакомы; кроме того, он убивал, судя по всему, уже много раз.
– Возможно, вы правы… – с сомнением произнес майор, – все может быть. Да, пожалуй, я соглашусь с вами. – Дроздов не стал уточнять, в чем именно они сходятся во мнениях. – Ну, и кто ваш кандидат на вышку, Владимир Анатольевич?
– Будь я проклят – не знаю! Я слушал каждое слово, произнесенное сегодня утром. Наблюдал за лицами тех, кто эти слова произносил, и тех, кто молчал. До сих пор ломаю голову – и будь я проклят, если нашел ключ к этому делу!.. Что скажете о Кожевникове?
– Самый подозрительный из всех, верно? Но только потому, что он опытный радист. А между тем научиться принимать и передавать азбуку Морзе можно за два дня. Медленно, с ошибками, понятия не имея о том, как устроена рация, но все-таки можно. Так что на рации вполне мог быть любой из них. А то, что Кожевников мастер своего дела, может, наоборот, говорить в его пользу.