– Батареи были вынесены из радиорубки и спрятаны в лаборатории, – отметил Грубозабойщиков. – Легче всего это было сделать Кожевникову. Кроме доктора, который устроил медпункт и свою спальню в том же домике.

– Выходит, подозрение падает на Кожевникова или Дитковского?

– А разве нет?

– Да, конечно. Тогда согласитесь, что консервы в тайнике под половицей ставят под подозрение Хитренко и Нечаева, которые спали в пищеблоке, где хранились запасы продовольствия, а радиозонды и баллоны с водородом бросают тень на Денисова и Хрошина, потому что именно метеорологу и технику проще всего взять их со склада.

– Ну-ну, запутывайте меня окончательно, – раздраженно бросил Грубозабойщиков. Как будто и без того путаницы мало!

– Я ничего не собираюсь запутывать. Просто хочу подчеркнуть, что если уж вы допускаете одну возможность, то надо допускать и другую. Кроме того, у нас есть и свидетельства в пользу Кожевникова. Он рисковал жизнью, вытаскивая из радиорубки рацию. Практически шел на верную смерть, когда лез в пекло второй раз, пытаясь спасти своего помощника Грустного. И наверняка погиб бы, если бы Денисов не оглушил его. Вспомните, что случилось с Фрумкиным, который пошел туда, накинув на голову мокрые одеяла. Ведь он так и не выбрался из огня. И потом, разве упомянул бы Кожевников об аккумуляторах, если бы был замешан в каких-то манипуляциях? А ведь он это сделал. Возможно, именно поэтому скончался Грустный: Кожевников велел ему забрать батареи, а он никак не мог их отыскать, потому что их там уже не было. И последнее обстоятельство: Нечаев уверял, что дверь в радиорубку заклинило. Если бы Кожевников чуть раньше баловался со спичками, дверь успела бы обледенеть?

– Если вы исключаете Кожевникова, – медленно произнес Грубозабойщиков, – то вам придется исключить и доктора. – Он улыбнулся. – Мне трудно представить вашего коллегу бегающим по лагерю и дырявящим людей. Ваше дело штопать дырки, а не делать их, верно, Андрей Викторович? Гиппократу это пришлось бы не по душе.

– Я вовсе не исключаю Кожевникова из числа возможных преступников, Владимир Анатольевич, – сказал Дроздов. – Но и вешать на него ярлык убийцы тоже не собираюсь. А что касается представителей моей профессии… Может, напомнить вам список лекарей, украшавших скамью подсудимых?.. Конечно, против Дитковского у нас нет ровным счетом ничего. Похоже, он и делал-то всего ничего: выбрался из радиорубки, свалился без чувств на лед да так и пролежал почти все время, пока пожар не кончился. Правда, неизвестно, какую роль он сыграл в событиях, предшествовавших пожару. С него снимает подозрения заклиненная дверь.

– Вы удачно выступаете защитником Дитковского и Кожевникова, – пробормотал Грубозабойщиков.

– Вовсе нет. Я лишь говорю то, что заявил бы любой адвокат.

– Хитренко, – раздельно проговорил Грубозабойщиков. – Или Нечаев. А может, Хитренко и Нечаев. Не кажется ли вам странным, что эти двое, спавшие у дальней восточной стены пищеблока, которая вспыхнула первой, все-таки успели выскочить, а другие двое – Фомин и Манпиль, спавшие ближе к выходу, задохнулись? Не забывайте про пистолет. Он был спрятан в бензобаке трактора – странное место для тайника. Но если это придумал Хитренко, тогда ничего странного нет, правда? Ведь он же тракторист.

– Да, командир, из вас получился бы неплохой обвинитель. Но не кажется ли вам, что против Хитренко уж слишком много фактов, его дискредитирующих? Разве умный человек допустил бы это? Не кажется ли вам, что он обязательно изобразил бы из себя героя или хотя бы проявил активную деятельность во время пожара, чтобы выставить себя в выгодном свете?

– Нет, не кажется. Не забывайте, что у него не было никаких оснований ждать расследования причин пожара. Разве мог он или кто-то другой допустить, что может возникнуть ситуация, когда ему или кому-то другому придется отчитываться в своих действиях?

– Такие люди, как наш приятель, никогда не надеются на везение. Они всегда действуют с учетом того, что их могут разоблачить.

– Но как их разоблачить? – возразил Грубозабойщиков. – Как вообще они могли предвидеть, что возникнут какие-то подозрения?

– А вам не приходило в голову, что преступник опасается нас?

– Слава богу, что у меня такая простая, непыльная работенка – командовать атомной субмариной, – тяжело уронил Грубозабойщиков. – Честное слово, я теперь вообще не знаю, что и думать… А как насчет этого кока Нечаева?

– Вы считаете, они с Хитренко сообщники?

– Если мы согласимся, что те, кто спал в пищеблоке и не участвовал в преступлении, были убиты, а Нечаев остался жив, то так и получается, верно? Хотя… Черт побери, он же пытался спасти Фомина и Манпиля!

– Возможно, это был рассчитанный шаг. Он видел, как Денисов оглушил Кожевникова, когда тот пытался во второй раз сунуться в радиорубку, и решил, что тот окажет ему такую же услугу, когда он изобразит из себя благородного спасателя.

– Пожалуй, вторая попытка Кожевникова проникнуть в радиорубку тоже была инсценировкой, – предположил Грубозабойщиков. – Ведь Денисов уже один раз пытался его остановить.

– Все может быть, – согласился Дроздов. – Но если он преступник, зачем ему понадобилось заявлять о том, что дверь в радиорубку промерзла и ему пришлось вышибать ее… Это отводит подозрения от Кожевникова и Дитковского, а какой убийца станет кого-то выгораживать?

– Случай безнадежный, – вздохнул Грубозабойщиков. – По-моему, все эту компанию надо арестовать – и под замок!

– Разумное решение, – отозвался Дроздов. – Так и сделаем. И никогда не узнаем, кто убийца. Имейте в виду, дело сложнее, чем вы думаете. Ведь вы еще забыли про двух наиболее подозрительных субъектов – Денисова и Хромова, умных и решительных ребят. Если убийцы именно они, то у них хватит мозгов сообразить, что против них нет ни единой улики. Хотя, конечно, может быть и так, что Денисов не хотел, чтобы кто-нибудь вообще увидел, в каком состоянии находятся Фомин и Манпиль, и поэтому остановил Нечаева, когда тот попытался забраться снова в камбуз. А может, и нет…

Грубозабойщиков готов был съесть майора глазами. А ведь когда субмарина потеряла управление и шла ко дну, пройдя четырехсотметровую отметку, он только слегка поднял бровь.

– Ну, ладно, – произнес он. – Позволим убийце разгуливать на свободе, пусть делает с «Гепардом» что хочет. Вы завоевали мое полное доверие, Андрей Викторович. Но скажите мне вот что. Вы не задали ключевой вопрос, как мне кажется…

– Кто предложил перенести трупы в лабораторию?

– Точно, – улыбнулся Грубозабойщиков. – У вас, разумеется, были для этого причины.

– Да, были… Сейчас убийца не знает, что мы идем по его следу. А вот если бы я задал этот вопрос, он сразу бы догадался. Кроме того, полагаю, что это был главный инженер, хотя подбросил ему эту идею кто-то другой, причем так хитро, что теперь и сам Филатов вряд ли это вспомнит…

45

Очередной сеанс связи с берегом прошел без всяких эксцессов, и Стивенсон немного расслабился. Чтобы полностью прийти в норму, он решил побриться. Раньше у него не было на это времени. Руки все время тряслись из-за вибрации корпуса лодки, и он несколько раз порезался.