Они лежали, зарывшись в землю, навалив перед собой камни, а на головы – какие-то ветки, рисовали полосы на лицах липким тропическим гумусом. Автомат «ФАМАС» (по-простому «клерон» – «труба») был непривычен после многолетнего применения «калашникова», но какой же спецназовец не справится с этой «лягушачьей» штукой? Три секторных магазина по тридцать патронов под рукой, четвертый в автомате, первая пуля уже в стволе… Спокойные, уверенные в себе – мигом успокоились после стремительного марафона, по ходу которого лишь чудом не переломали ноги. Прошла минута, как они заняли позицию напротив спуска, усыпанного камнями, лежали полукругом, ждали. Вторая минута заканчивалась, пора бы уже, если он ничего не напутал…
Здесь действительно имелась лишь единственная тропа, по которой могла пройти группа людей. Он не напутал, он все рассчитал. Они возникали по одному, страшные, как демоны, изгнанные из преисподней, вылитые зомби без памяти, мозгов и критического мышления. Фигуры «солдат» противника рябили перед глазами, распадались на нечеткие составляющие. Он старательно наводил резкость, сбивал картинку в фокус – вся усталость прошедших дней навалилась разом, придавила к земле чугунным гнетом, взялась за глаза, за уши… Жилистый, обнаженный по пояс субъект, подпрыгивая, двигался первым, постоянно оборачивался, словно проверяя, не отстают ли товарищи. Бронзовое туловище в густой испарине, волосы слиплись от пота – ему приходилось постоянно встряхивать головой, чтобы отбросить их со лба… Вторым косолапо передвигался Свенсон – мрачный, невыспавшийся, одутловатый, он грузно переставлял ноги, обутые в разорванные кроссовки, и автомат в его мясистых лапах смотрелся какой-то юмористической игрушкой… За Свенсоном ковыляло «лицо кавказской национальности», расписанное наколками, – небритое, с запавшими глазами цвета тины, бедро чуть выше колена обмотано бинтами поверх штанов… Возникали следующие – бородач с забинтованной головой, уместно смотревшийся бы на байке, рослый китаец – желтый, как нарцисс, и морщинистый, как шарпей, господин семитской наружности с прямоугольной бородкой и выпученными глазами, темно-коричневый индус с перевязанной грудью – он тяжело дышал и закусывал губу, какой-то чернявый, невротичный живчик, похожий на Пьера Ришара, снова китаец, представитель одной из многочисленных индонезийских народностей с «граффити» на голом черепе и родимым пятном в половину рожи…
– Ну, красавцы, не могу… ну, красавцы… – потрясенно шептал Гурьянов. – Да это же зомби, восставшие из мертвых, в натуре, земляки…
– Не стрелять… – шипел Глеб.
– Почему? – не понимала Татьяна.
– По кочану…
– Ага, мы как водители маршруток, – догадался Дениска. – Ждем, пока наполнится весь салон…
– Заткнитесь, блин…
Новые лица возникали на косогоре – пара квелых волосатых индонезийцев с автоматами на плечах и какими-то доисторическими саблями на поясе. Последним с критическим отставанием хромал крепыш с нормальной европейской физиономией, сплющенным носом – его нога была вывернута странным образом, он мог опираться только на внешнюю часть стопы. Крепыш был бледен, как шлакоблочная плита, но пример расстрелянных «сослуживцев» четко стоял перед глазами – он из последних сил пытался демонстрировать боеспособность, хотя глаза уже мутнели.
Все тринадцать были как на ладони, уже подходили – шатко, валко, неотвратимо. Еще немного – и втянутся в узкий перешеек между скалами, пройдут по своим делам…
Не мог он стрелять по людям, попавшим в ловушку, – половина из них была ранена! Понятно, что враги, понятно, что не самые достойные представители человечества, а все равно не мог. Стремно это.
Они уже спустились с холма, замыкающий шествие упал, подвернув здоровую ногу, покатились камни, увлекая за собой соседние. «Викинг» остановился, вперился в нарушителя спокойствия ястребиным взором. Крепыш поднялся, побледнев до безобразия, заковылял дальше, теряя сознание от боли.
– Внимание! – грозно проорал Глеб по-английски. – Вы окружены и находитесь под прицелом! Предлагаем остановиться и сдать оружие! Все не подчинившиеся будут уничтожены!
– Кру-уто… – с невольным восхищением протянула Татьяна. – Вот еще мы няньками не были… А ты подумал, где мы их хранить будем?
– Заткнулись. Стреляем только в крайнем случае… – прошипел Глеб.
Пираты встали как по команде. У нервного субъекта, возглавляющего шествие, кровь отхлынула от физиономии. У «викинга» скулы свело от возмущения. «Байкер» что-то матерно выплюнул и принялся воровато озираться. «Семит» налетел на резко затормозившего индуса, оба сели. Коротышка в арьергарде рухнул без сил, закрыл голову руками. Индонезийцы скинули автоматы, присели и стали вращаться, как на карусели, при этом сделались похожими на маленьких озлобленных шакалов. Пираты в принципе слышали, откуда доносился голос, но пока никого не видели. Свенсон что-то грозно прокричал – и люди забренчали оружием, рухнул, выставив ствол, китаец, начал пятиться, высунув язык, французик, похожий на Пьера Ришара.
– Я повторяю! – проорал Глеб. – Те, кто не сложит оружие, будут уничтожены! Сопротивление бессмысленно!
– Вот он, да?! – заорало «лицо кавказской национальности», выстрелив пальцем, – он заметил, как шевельнулось что-то в скалах, вскинул автомат. Простучала очередь, Дениска только того и ждал – «кавказец», истошно заорав, схватился за простреленную руку, схватился за грудь, в которую ударило что-то каленое, жгучее, распирающее, схватился за окрасившуюся красным голову… И началось побоище! Метались пираты, беспорядочно палили. Пули чиркали по камням, рикошетили со зловещим воем. Ответный огонь был страшен, вариантов спецназовцам не оставили. Били невозмутимо, из всех стволов, стиснув зубы. Дергался, принимая на грудь, тумбообразный «байкер», рычал, как тигр, вертел головой, разбрызгивая окровавленную слюну. «Викинг» Свенсон, выкатив голубые глаза, проорал с акцентом, чтобы прекратили стрелять, и хлопнулся навзничь. Валились, не успев выстрелить, «семит», индус. Желтолицый китаец пустил в пространство рваную очередь и уткнулся носом в землю. Отстреливались, дико вереща, «местные» – и падали, обливаясь кровью. Пустился наутек кучерявый «Пьер Ришар», за ним, виляя, как заяц, припустил обнаженный по пояс обладатель сальных волос. Первого срезало на излете, когда он прыгнул, как кенгуру, второй успел пробежать по склону несколько метров – сломался, как сухая хворостина, покатился обратно. Карабкался на холм коротышка, больной на всю ногу. Глеб поймал в перекрестие прицела вялую задницу… и совесть не позволила выстрелить. Выстрелил кто-то другой – крепыш затрясся, разрываемый свинцом, заскулил, как подстреленный волчонок…
Все было кончено, Дениска бросил автомат, потрясенно уставился на хмурое небо (да уж, мал он еще для этого дерьма), Татьяна и Гурьянов продолжали изводить боеприпасы (остановиться трудно, конечно), шпиговали пулями мертвые тела. Заорал от боли китаец, решивший под шумок притвориться мертвым, перевернулся на спину, раскинул руки, умер по-настоящему…
Настала оглушительная тишина. Молчали в джунглях ошарашенные птицы. Но вот очнулась, что-то робко пискнула пичужка – с вопросительными нотками, дескать, можно уже? Ей ответила другая, и снова джунгли наполнились разноголосым птичьим гамом.