Тем временем город уже просыпался – по улице под окном прогрохотали первые извозчики, и прокричали что-то мальчишки с газетами. В гостиную доктора забежал на несколько минут его ассистент и сообщил, что Гордецкий задерживается и гостям будет предложен чай.
– Анастасия Леонтьевна, – осторожно начал Захар, – вам не доводилось за время вашего путешествия вдвоем с Катериной замечать каких-либо подозрительных лиц?
– Ты намекаешь на кого-то определенного? – деловито осведомилась вдова, наблюдая за тем, как служанка Гордецкого ловко расставляет на столе чайный прибор.
– Возможно, – ямщик опустился на краешек резного хозяйского стула, боясь испортить шелковую обивку. – Мы с Григорием совершенно случайно видели в Перми одного из тех разбойников, что напали на нас в лесу.
Катюша издала изумленный возглас, а ее мать скептически подняла брови:
– Вы могли обознаться, все мужики с бородой похожи друг на друга. К тому же, возможно, это просто случайность.
– Да, вполне, – кивнул Захар. – Но дело в том, что на тракте я узнал: какой-то неизвестный мужик расспрашивал о вас еще до того, как вы там проехали! Это уже не может быть совпадением!
– Господи! Что же это может значить? – Вдова перевела взгляд с Захара на Григория. – Что им от нас может быть нужно?
– Мы не знаем, кто именно спрашивал о вас на дороге и зачем. Возможно, этот человек не имеет отношения к разбойникам…
Спутникам пришлось прервать разговор, так как в комнату, вытирая руки, вошел доктор. Его лицо было сосредоточенным и мрачным, что не предвещало хорошего.
– Что там с Востроговым? – задала интересовавший всех вопрос Анастасия Леонтьевна.
– Не очень хорошо, – покачал головой Гордецкий. – Сейчас мой ассистент готовит его к операции, не знаю, чем она завершится…
– Что там с ним? – нахмурился Захар, не ожидавший такого исхода падения с лошади.
– Травма головы сама по себе не страшна, но у Станислава Сергеевича развивается гематома, а она может его убить, – коротко и сухо ответил доктор. – А как ваше здоровье, Катерина? В этой суматохе я как-то даже запамятовал… Вам лучше?
– Не извольте беспокоиться, – ответила девушка. – Мой приступ уже идет на спад, и теперь я даже могу обходиться без вашего чудесного лекарства, которое спасало меня все последние дни. Благодарю от всей души.
– Это мой долг, сударыня, – церемонно поклонился Гордецкий, который, окунувшись в свою профессиональную стихию, тут же утратил суетливость и нервозность, став спокойным и собранным. – Извольте подождать меня около часа, попейте чайку, а потом мы обсудим с вами ваше дальнейшее путешествие. Я рекомендую вам приобрести билеты пароходства братьев Каменских, самого крупного на Каме. А сейчас прошу меня извинить – меня ждет пациент.
Когда за доктором закрылась дверь, Катерина обернулась к Захару и тревожно спросила:
– Вы отправитесь с нами?
Молодой человек опустил русую голову и промолчал. На билеты в третьем классе ему бы вполне хватило денег, оставшихся после работы в обозе, но во время долгого пути потребуются еще средства на питание, а оно на пароходе недешево…
Служанка разлила по белым фарфоровым чашкам ароматный мятный чай и деликатно скрылась вслед за хозяином. Неожиданно к Катерине обратился Григорий:
– Коли на пароход Каменских билет возьмете, то и мы с вами поплывем. У них там четвертый класс есть, простой народ почти даром возят. Если сухарей запасти да на пристанях чего подкупать, то можно и отправиться.
– Да и на пароходе мы вряд ли столкнемся с вашими преследователями, кто бы они ни были, – оживился Захар, услышав предложение паломника.
– Это будет замечательно! Матушка, давай так и сделаем? – обрадовалась Катерина и потянулась к чашке с горячим чаем. – Сколько дней будет длиться наш путь до Казани?
Ответил ей снова Григорий:
– Дня три-четыре. О прошлом годе я до Сарапула добирался, так пару дней плыл.
– Много же ты успел повидать, а я вот на пароходах этих и не бывал… – с легкой завистью пробормотал Захар.
– Ну вот и посмотришь на диковину, – подливая еще чаю, улыбнулся в бороду паломник.
Никто из сидящих за столом не завел разговор о Вострогове, минуя эту неприятную тему. А Анастасия Леонтьевна старалась о нем даже не думать, потому как не знала, огорчается она тому, что случилось со Станиславом Сергеевичем, или больше радуется. Однако она совершенно точно умирала с голоду после своего вынужденного суточного поста и потому с удовольствием пробовала предложенные к чаю баранки.
– Матушка, – прервал затянувшееся молчание Григорий, – ты уж нынче возражать не станешь, коли я за твою дочь помолюсь, чтобы господь ее исцелил?
– И что, по твоей молитве сбудется? – скептически, но теперь уже доброжелательно улыбнулась вдова.
– От одной молитвы она, может, и не излечится, но уж боль-то на этот раз совсем отпустит и будет ей облегчение.
Катерина не отрывала взволнованного взгляда от матери, ожидая ее решения, и Анастасия Леонтьевна сдалась.
– Помолись, Григорий. В молитве вреда нет.
– Тебе что-нибудь нужно будет для этого? – тут же подскакивая и забывая о чаепитии, заволновалась Катерина.
– А что может быть нужно для молитвы, милая? – удивился крестьянин и неспешно поднялся. – Вот только сядем рядком, дай я на тебя посмотрю.
Григорий без всякой опаски опустился на шелковую в голубых цветах обивку хозяйского дивана и похлопал широкой ладонью рядом с собой, приглашая девушку сесть.
Катерина бросила на мать короткий взгляд и поспешила опуститься рядом. Паломник взял ее за обе руки и заглянул в глаза. Некоторое время они сидели молча напротив друг друга, а потом он заговорил с Катериной тихо и успокаивающе:
– Твоя боль будто вода в стоячем пруду – отвори ей проход, и утечет вся, не оставив следа. Даже помнить об этом будешь недолго…
Катерина, до этого лишь немного испуганно глядевшая в глаза Григория, вдруг часто заморгала и взволнованно вздохнула. Не отнимая рук у паломника, она нашла взглядом мать и радостно воскликнула:
– Прошло! Отпустило совсем, ей-богу!
– Неужто вышло? – обрадовался Захар, вскакивая из-за стола.
Анастасия Леонтьевна тоже поддалась всеобщему настроению. Морщинка между ее бровями разгладилась, и вдова заохала, радуясь «чуду».
Григорий, кажется, довольный результатом не меньше Катерины, без лишних церемоний обнял девушку и звонко поцеловал в щеку. Катерина смущенно рассмеялась, и вдова поспешила вклиниться между ними, однако шум поднимать не стала. Она чувствовала, что Распутин не вкладывал в этот жест ничего, кроме безыскусного деревенского участия.
Однако радость Анастасии Леонтьевны омрачили слова паломника: