«Чертова служба, с утра и до ночи. Если бы не большие деньги, бросил бы все».
Но тут же Петрович поймал себя на мысли, что деньги в службе для него не главное. Служил он и до того, как ввязался в наркотики. Главным для него всегда были – власть и сила, которые давали принадлежность к спецслужбе. Без этого он стал бы никем, одним из тех простаков, кто ехал рядом с ним по улице, одним из тех, с кем он будет сидеть в кафе.
«И не обязательно, чтобы об этом знали другие. Знаю я, и этого достаточно».
В кафе Петрович устроился за столиком под огромной искусственной пальмой. Ее пыльные, ядовито-зеленые листья почти касались его головы. Молодая женщина за соседним столиком скосила на него глаза. Петрович был мужчиной видным, во всех его повадках читалось, что он свободен. Эфэсбист улыбнулся женщине, та ответила улыбкой.
– Разрешите перебраться за ваш столик? – спросил он.
– Это обязательно?
– По-другому нельзя, – прихватив папку, Петрович пересел, – если женщина ужинает в кафе, значит, у нее нет семьи, во всяком случае, на этот вечер.
– Вы начинаете слишком быстро.
Петровичу принесли заказ. Он с аппетитом уплетал мясо и поглядывал на женщину. Молоденькие девушки ему не нравились, те сами еще не знали, чего хотят от жизни: любви, приключений, денег, замужества… соседка же по столику точно знала, зачем выбралась в кафе, – снять мужика.
«Наверняка у нее своя квартира». Водить к себе женщин Петрович избегал.
– Кажется, вы забыли обо мне, – напомнила красотка.
– Я не забыл о вас, я о вас думаю.
– И что же вы думаете?
– Как мы проведем вечер.
– Вы всегда спешите?
Петрович доел мясо с подливкой и выпил залпом кофе.
– У меня есть дело на час-полтора, а потом я свободен до утра. Вас устроит?
Петрович посмотрел прямо в глаза женщине, и та прочитала там простую истину – если она сейчас откажется или станет тянуть время, собеседник встанет и уйдет навсегда. Она положила перед собой руки на стол и сказала уже безо всякого кокетства:
– Поедем ко мне или к вам?
– Я здесь по делам. Наверное, к вам ближе?
Женщина немного стыдливо улыбнулась.
– Вы угадали.
– Я не угадываю, я знаю. Подвезу вас, а потом вернусь, что-нибудь куплю по дороге.
– У меня дома есть коньяк.
– Не люблю, когда женщина угощает меня начатой бутылкой коньяка.
– Почему?
– Значит, к ней приходил другой мужчина, приносил коньяк, они его не допили…
Красотка засмеялась:
– А тут вы не угадали. У меня коньяк налит в графин.
– Из начатой бутылки.
Петрович подвез женщину к самому дому, она показала ему окна квартиры.
– Номерка нет, недавно новую дверь поставила, – но вы ее сразу заметите, она в моем вкусе. Ярко-красного цвета, – шепотом добавила женщина, уже не сомневаясь в том, что Петрович в ее руках.
Когда машина отъехала, она спохватилась, что они даже не познакомились.
«Ничего, времени на это у нас хватит, к тому же знакомиться можно и между делом».
Эфэсбист глянул на часы, на встречу с Ханоем он опаздывал совсем не намного – на пять минут. Настораживало, что Ханой не позвонил загодя. Но такое случалось и раньше. Петрович знал, что бывший зэк придет обязательно, что бы ни случилось, даже если накануне перепил до посинения.
Позади осталась ярко освещенная улица, редкие фонари почти не рассеивали темноту на проезде. Мимо с грохотом пронесся пассажирский поезд. Петрович с завистью посмотрел на силуэты людей за вагонными окнами.
«Уехать бы самому к чертовой матери, отдохнуть».
Джип выехал к недостроенному зданию. Возле самой стены на дощатом ящике сидел, свесив голову, Ханой. Петрович сразу узнал его потертую куртку. Ханой даже не поднял голову, когда эфэсбист вышел из машины.
– Нажрался, что ли? Эй, урод.
Петрович тронул Ханоя за плечо. Тот качнулся и, не меняя позы, завалился на бок. Полы куртки распахнулись, обнажив рубашку – всю в запекшейся крови. В неподвижных сухих глазах отражался свет далекого фонаря. Эфэсбист попятился, рука сама потянулась к пистолету. Он замер на несколько секунд, прислушался. Никаких посторонних звуков, кроме шума большого города. Бросился к машине, но пистолет, зажатый в правой руке, мешал завести двигатель.
Бросив оружие на сиденье, Петрович провернул ключ в замке зажигания, и в этот момент из-за угла склада, с горки вылетел на роликовых коньках парень, лихо заложил вираж. Проносясь мимо машины, бросил на крышу пластиковый пакет и тут же скрылся за поворотом. Петрович даже не успел схватить пистолет, но зато успел вспомнить:
«Бунин. Николай Бунин…»
И в этот момент раздался взрыв. Направленная волна прошила крышу, ударив в салон, мгновенно превратила Петровича в бесформенную кровавую массу. А вот соседнее сиденье почти не пострадало, если не считать, что его густо забрызгало обожженной дымящейся плотью…
…Женщина, накрывавшая в гостиной на двоих низкий журнальный столик, подняла голову и прислушалась, стекло в широком окне все еще продолжало звенеть от далекого взрыва. Она поставила графин с коньяком и два бокала. Отошла на шаг и полюбовалась…
…В комнате горел торшер с темно-желтым абажуром, женщина уже целый час как сидела на диване, поджав под себя ноги перед накрытым столиком. В ее руке подрагивал бокал с коньяком, и она никак не могла заставить себя сделать первый глоток. Ведь это значило согласиться с тем, что ее новый знакомый уже не придет.
* * *
Бунин подкатил на роликах к подъезду первого попавшегося жилого дома. Сел на лавочку и первым делом закурил, руки у него дрожали. В ушах все еще стоял звук взрыва.
«Жаль, что Мальтинского не оказалось рядом с ним. Но за Клару урод ответил».
Свет фонаря заливал выложенный плиткой подход к дому, но лавка стояла под развесистым кустом сирени, и всю ее накрывала тень. Николай расстегнул липучки роликовых ботинок и переобулся в кроссовки. После твердой пластиковой обуви казалось, что на ногах вообще ничего нет. Ролики Бунин поставил у двери подъезда, знал, что долго они здесь «не задержатся», подобрать их найдется кому.
Уже в метро он купил темные очки и длинный зонт-трость. В вагон зашел, высоко задрав голову, постукивая кончиком зонта по полу. «Слепому» тут же уступила место девушка.
Николай отказываться не стал – устал страшно. Из-под очков он разглядел в неплотно застегнутой сумочке пухлый кошелек.
«Карл не упустил бы момент запустить туда руку. Неплохо бы предупредить ее. Но я же слепой», – усмехнулся он.
Вагон раскачивался, в голове все еще звенел, гудел отзвук взрыва. Бунин поднял руку с часами и обратился в пространство: