Найдите человека с видеокассетой «BASF» в портфеле, он-то и будет злодеем.
Иронизировать легко, но искать-то все равно придется!
Надпись на стене, сделанная голубой краской:
«Это только начало». Какое начало? Начало чего? Зачем это написали? Для кого это написали — для Данилова или для службы безопасности Кольцова? Или Для самого Кольцова?
И еще.
Данилов сел за стол и притянул к себе плоскую деревянную тарелочку, крошечную, разукрашенную резьбой и узорами, — родительский подарок то ли к Дню свадьбы, то ли к дню рождения. На желтом дне болталась янтарная пыль.
Данилов высыпал ее на стол, получилась небольшая горка. Он потрогал горку пальцем. Откуда на полу в доме Тимофея Кольцова мог взяться янтарь? У охранника был брелок с янтарем или это потерял преступник?
Что за машина выехала им навстречу с заброшенной дороги? Имеет эта машина отношение к делу или нет?
Как же это у них получается, у лихих сыщиков из книжек и кино?
Есть пять подозреваемых. Данилов поморщился и закурил.
Лида, Знаменская, Веник, Ира, Саша и Таня.
Лида и Знаменская не в счет. Или… в счет?
Он очень рассердился на себя, с преувеличенной осторожностью ссыпал крошки обратно на крохотную тарелочку и вернул тарелочку на полочку. И аккуратно потушил сигарету, выбросил окурок и ополоснул пепельницу.
Все должно быть в порядке. Правила есть правила. Пора собираться и ехать.
Данилов собирался к Венику очень долго, старательно растягивая ставшее резиновым время. Он долго выбирал свитер, долго надевал его, долго рассматривал свою физиономию в зеркале, прикидывая, побриться ему или не стоит. По правилам в воскресенье можно было не бриться, но визит к Венику требовал соблюдения этикета и нарушения правил.
Бриться Данилов не стал. Пришлось бы начинать сначала всю канитель с раздеванием и последующим одеванием, а бриться в свитере было не по правилам.
День только начинался, но когда Данилов вышел на улицу, там совершенно явно наступали сумерки. Мрачные ноябрьские сумерки, запорошенные снегом, проткнутые размытым светом автомобильных фар, промозглые до зубовной дрожи, мокроногие, отвратительные.
Нужно было сделать над собой усилие, чтобы заставить себя думать, что это никакие не сумерки, а тихое осеннее утро. Данилов сделал это усилие и постоял на скользких ступеньках, натягивая перчатки и заставляя окружающий мир измениться.
Итак, утро. Впереди чудесный воскресный день. Вчера был не менее чудесный субботний день.
Вчера разгромили дом, который Данилов любил и о котором заботился, как будто это был ребенок, а не куча кирпича и досок. Данилов полночи курил, представляя себе, как громили его дом, и ненавидел себя за то, что разрушения произвели на него гораздо более сильное впечатление, чем рана на голове охранника, а под утро ему приснилась ванна с краской, в которой он должен был утонуть.
Данилов почти дошел до своей машины, зарывшейся в снег, как аляскинская ездовая собака, когда у него за спиной негромко скрипнули тормоза. Он оглянулся, делая шаг в сугроб. Грязный бампер замер в двух сантиметрах от его ноги, и Данилов посмотрел с удивлением. Сначала на бампер, а потом на плавно опускающееся стекло.
— Привет, — сказали из машины, когда стекло опустилось до половины, — куда это ты в такую рань собрался?
— Доброе утро, — вежливо поздоровался Данилов и выбрался из сугроба на кое-как расчищенный асфальт, — ты… ко мне?
Человек в машине усмехнулся.
— Догадливый ты наш. Уезжаешь?
— Уезжаю, — согласился Данилов.
— К любимой или по делам?
— По делам.
— Что за дела в воскресенье утром?!
— У меня разные дела, Олег.
— Ну, конечно. Деловой ты наш. У меня на самом деле к тебе тоже исключительно деловой вопрос.
— Что же ты не позвонил? У меня встреча в другом месте.
— Да я даже помыслить не мог, что у тебя по воскресеньям с утра куча деловых встреч!
— Не куча, а всего одна, — поправил Данилов, и они замолчали. Данилов молчал, стоя на асфальте, а Олег Тарасов — сидя в своей машине.
— Давай я тебя на твою встречу подкину, — предложил наконец Тарасов, зная, что Данилов может так промолчать до вечера, — а то ты сейчас полчаса откапываться будешь, потом еще полчаса греться. По дороге и поговорим.
— Нет, спасибо, — начал Данилов. Ему вовсе не хотелось, чтобы его подвозили туда, куда он собирался, то есть к Венику. — Мне еще нужно сигарет купить, а потом обратно возвращаться неизвестно как…
— Тачку поймаешь, — сказал Олег Тарасов и, перегнувшись через сиденье, распахнул пассажирскую дверь, — садись, Данилов, не ломайся. Мне правда с тобой поговорить надо.
— Приезжай вечером, — предложил Данилов, с тоской глядя на распахнутую дверь, и понимая, что деваться ему некуда. От Тарасова, как и от Веника, отвязаться было невозможно.
— Куда я еще вечером поеду!.. — возразил Тарасов. — Садись, не ломайся, что ты как красна девица, Данилов!
Андрей еще потоптался, понимая, что выглядит смешно, снова шагнул в сугроб и влез в машину.
— Ну вот и славненько, — заключил победитель Тарасов и тронул с места.
— Ты где встречаешься-то, Данилов?
— В Жулебино.
Олег присвистнул.
— Не близко. У тебя там кто? Прораб? Или любовницу новую завел?
— Не завел, — сказал Данилов. — Останови где-нибудь на Сретенке, мне сигарет нужно купить.
— У меня есть сигареты. Можешь пока мои курить.
— Олег, мне нужно купить сигарет, — повторил Данилов ровно, — останови, пожалуйста, у любого ларька.
— Да ради бога, — пробормотал Тарасов, — не заводись только.
Это прозвучало глупо, и Данилов, пожав плечами, отвернулся к окну.
Олег Тарасов был его «другом детства». Они вместе учились в музыкальной школе. Андрей играл на рояле, а он на скрипке. Потом у Андрея случился нервный припадок, его нужно было лечить, и он перестал играть. А Олег играет до сих пор.
Олег очень хороший скрипач. Конечно, не Спиваков, но все равно очень талантливый мальчик. И работоспособный! А техника какая, а самообладание и дисциплина! Очень достойный мальчик, очень.