С этими словами неизвестный встал и, вкрадчиво улыбаясь, приблизился к Реми. Теперь свет лампы падал прямо на него.
Но, вместо того чтобы в свою очередь подойти к неизвестному, Реми отпрянул, и на его изуродованном лице промелькнуло выражение ужаса.
— Вы не отвечаете? Можно подумать, что вы меня боитесь? — спросил Орильи с благодушнейшей улыбкой.
— Сударь, — пробормотал Реми слабым, дребезжащим голосом, — не гневайтесь на бедного старика, которого горе и раны сделали пугливым и недоверчивым.
— Тем более, друг мой, — ответил Орильи, — вам следует принять помощь надежного попутчика.
Реми отступил на шаг.
— Вы уходите?
— Мне надо посоветоваться с моей госпожой; вы сами понимаете, я ничего не могу решить без нее.
— Это вполне резонно; но позвольте мне самому явиться к ней, и я подробнейшим образом доложу о возложенной на меня миссии.
— Нет, нет, благодарю вас; моя госпожа, возможно, еще спит, а ее сон для меня священ.
Как только Реми закрыл за собой дверь, все, что обличало в нем старость, кроме лысины и морщин на лице, исчезло; он поднялся по лестнице так быстро, что теперь ему нельзя было дать и тридцати лет.
— Сударыня! Сударыня! — прерывающимся голосом воскликнул он, как только увидел Диану.
— Что еще случилось, Реми? Разве герцог не уехал?
— Уехал, сударыня, но здесь оказался демон в тысячу раз опаснее герцога, — демон, на которого я в течение шести лет призывал гнев господень в ожидании, когда наступит для меня час мщения.
— Кто же это? Неужто Орильи?
— Он самый. Негодяй в этом доме, внизу.
— Он узнал тебя?
— Помилуйте, сударыня, — молвил Реми с горькой усмешкой, — меня невозможно узнать.
— Быть может, он догадался, кто я?
— Не думаю, раз он настаивает на том, чтобы повидать вас.
— Говорю тебе, Реми, он подозревает истину.
— В таком случае, сударыня, — мрачно сказал Реми, — все обстоит очень просто: поселок обезлюдел, негодяй совершенно один, я тоже… Я видел у него за поясом кинжал… У меня за поясом нож.
— Погоди, Реми, погоди, — прервала его Диана, — я не оспариваю у тебя права отнять жизнь у этого мерзавца, но прежде всего следует узнать, что ему от нас нужно и не можем ли мы извлечь пользу из того зла, которое он намерен нам причинить! За кого он выдает себя, Реми?
— За управителя господина дю Бушажа, сударыня.
— Вот видишь, он лжет — стало быть, преследует какую-то цель. Чего он домогается?
— Сопровождать нас.
— Скажи ему, что я согласна.
— Что вы, сударыня!
— Прибавь, что я предполагаю переправиться в Англию, к родным, но еще колеблюсь, — словом, лги так же, как и он: видишь ли, Реми, чтобы победить, нужно владеть оружием не менее искусно, чем противник.
— Но он увидит вас.
— А моя маска? Впрочем, я подозреваю, что он узнал меня, Реми.
— В таком случае он готовит нам ловушку.
— Единственное средство обезопасить себя — это сделать вид, что мы попались.
— Однако…
— Скажи, чего ты боишься? Есть ли что-нибудь страшнее смерти?
— Нет.
— А если так, неужели ты раздумал умереть во имя исполнения нашего обета?
— Отнюдь нет! Но я отказываюсь умереть, не отомстив.
— Реми! Реми! — воскликнула Диана, и взгляд ее в эту минуту пылал восторгом исступления. — Будь покоен, мы отомстим: ты — слуге, я — его господину.
— Да будет так, сударыня!
— А теперь иди, друг мой, иди.
Реми все еще колебался. Однако, пока он спускался по лестнице, спокойствие вернулось в его закаленную испытаниями душу; он твердо решил расспросить музыканта и, в случае если негодяй будет уличен в тех пагубных замыслах, которые ему приписывали оба путника, тотчас убить его ударом кинжала.
Орильи ждал его с нетерпением.
Реми подошел к нему и тихо, учтиво сказал:
— Сударь, моя госпожа не может принять ваше предложение.
— Почему?
— Потому что вы не управитель графа дю Бушажа.
Орильи побледнел.
— Кто вам это сказал? — спросил он.
— Никто, но это совершенно ясно. Прощаясь со мной, граф поручил мне охранять особу, которую я сопровождаю, и уехал, не сказав мне про вас ни единого слова.
— Он встретился со мной уже после того, как простился с вами.
— Ложь, сударь, сплошная ложь!
— Орильи выпрямился во весь рост — рядом с ним Реми казался дряхлым стариком.
— Вы говорите со мной престранным тоном, любезный, — заявил он, нахмурив брови. — Берегитесь! Вы стары — я молод; вы слабы — у меня много сил.
Реми улыбнулся, но ни слова не ответил.
— Будь у меня дурные намерения в отношении вас или вашей госпожи, — продолжал Орильи, — мне стоило бы только поднять руку…
— Вот оно что! — воскликнул Реми. — Значит, я ошибаюсь, и у вас касательно моей госпожи самые лучшие намерения!
— Несомненно!
— Если так, объясните мне, чего вы хотите?
— Друг мой, — ответил Орильи, — я хочу осчастливить вас, если вы согласитесь оказать мне услугу.
— Но чтобы оказать вам услугу, — сказал Реми, — я должен знать ваши намерения.
— Мои намерения — вот они: вы правильно угадали, любезный, не граф дю Бушаж мой господин, а другое лицо…
— Кто же это?
— Лицо гораздо более могущественное.
— Смотрите! Вы опять лжете.
— Почему вы так думаете?
— Я мало знаю домов, которые знатностью превосходили бы дом Жуаезов.
— А королевский дом? И вот как платит этот дом, — прибавил Орильи, пытаясь вложить в руку Реми один из свертков с червонцами, оставленных герцогом Анжуйским.
Реми вздрогнул от прикосновения Орильи и отступил на шаг.
— Вы состоите при короле? — спросил он с наигранным простодушием.
— Нет, при его брате, герцоге Анжуйском.
— А! Прекрасно; я готов преданно служить герцогу.
— Тем лучше.
— Что угодно монсеньеру?