— Не так? А в чем дело?
— Где твое чутье? Оно ведь не выдумка, это результат многолетней работы на улицах, знания людей, умения видеть их насквозь. Ладно, оставляю это дело на твое усмотрение.
Марк вздохнул. Странная все-таки эта жизнь. Джона Марсела обвинить легче, чем любого мелкого воришку, пойманного с поличным.
Еще недавно он бы голову дал на отсечение, что тот виновен. А сейчас он в этом не уверен.
Зато уверен в том, что единственный способ узнать правду относительно смерти Джины — это отпустить Марсела и посмотреть, как будут вести себя те, кто имел хоть какое-то отношение к Джине.
— Все зависит от тебя, — твердо повторил Чарли. — Ты ведь знаешь, если ты займешь мое место, я смогу уйти в отставку.
Марк улыбнулся:
— Я еще не готов покинуть улицу. Мне все еще нравится думать, что я могу поддерживать там хоть какой-то порядок. Но с другой стороны…
— Да?
— Не знаю. С другой стороны, мне хочется…
— Что тебе хочется?
— Хочется долго жить. И размышлять о каких-нибудь экзотических путешествиях, по Нилу, например.
— Решай поскорее, пока я не стал слишком старым, ладно?
Марк засмеялся:
— Постараюсь, — и тут же посерьезнел. — Как только Марсел выйдет на улицу, я хочу, чтобы с него не спускали глаз.
— Но есть же Джимми?!
— Мне понадобятся еще люди. Я вам говорил: кто-то пытался влезть в квартиру его жены…
— Но ты ведь был там.
Марк в нерешительности откинулся на спинку стула. Чарли Хэррис смотрел ему прямо в глаза.
— Я не могу быть везде.
Хэррис удивленно вскинул брови:
— Я вовсе не собираюсь вмешиваться в твои дела, Марк. Ты взрослый, умный мужчина. Просто не дай себя запутать. Совершено убийство, и пока оно не раскрыто, никого нельзя считать невиновным.
— Это я знаю.
— Не позволяй себе думать передним местом.
— Я полагал, вы меня лучше знаете. Несколько секунд Хэррис внимательно изучал его.
— Ладно, дам тебе Лэзема и Хинки, это все, что я могу. Я уже сказал тебе: хватит убийств в нашем районе.
— Лэзема и Хинки? Отлично. Спасибо.
В палате интенсивной терапии не было телефона, но на сестринском посту имелся переносной аппарат, который можно было доставить в случае необходимости. Около шести часов симпатичная темноволосая сестричка внесла телефон в палату Джона и сказала Энн, что ее спрашивают.
Это был Марк.
— Как дела?
— Хорошо. Он проспал почти весь день.
— Я сейчас заеду и повезу тебя поужинать.
Энн колебалась, глядя на телефонный аппарат и кусая губу. Сам звук его голоса заставлял ее забыть все плохое, что она о нем думала. При этом звуке в бедрах ее вспыхивал огонь. Ей становилось трудно дышать.
— Лучше я побуду здесь…
— Там есть полицейский у дверей.
— В полицейских нигде нет недостатка.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Твой напарник приходил сюда сегодня днем.
— Джимми?
— А у тебя есть еще кто-то?
— Нет. Просто я не знал, что он приезжал в больницу.
— Не думаю, что мне следует уходить отсюда.
— Энн, Джимми приходил не для того, чтобы причинить вред твоему ненаглядному «бывшему».
— Откуда ты можешь знать?
Марк тяжело вздохнул:
— Мы полицейские. Хорошие ребята.
— Встречаются и плохие ребята, и плохие полицейские.
— Это не значит, что все полицейские — преступники.
— Но и не исключает того факта, что некоторые полицейские оказываются лжецами.
— Я никогда не лгал тебе.
— Ты никогда не говорил мне, что спал с ней.
Она услышала его отчаянный вздох на другом конце провода.
— А также тебе не пришло в голову упомянуть, что вы с Жаком Морэ — родственники. И с Мамой Лили Маэ.
— Поскольку я не знал, что ты собираешься познакомиться с Мамой Лили Маэ, мне действительно не приходило в голову сообщать тебе о нашем дальнем родстве с ней.
Интересно, это правда?
— А еще Жак…
— Жак — дерьмо. Тебе никто не говорил, что дальних родственников не выбирают?
Что касается Жака, он ее мало интересовал, а вот того, что Марк спал с Джиной, она не могла перенести. Господи милостивый, неужели она ревновала к бедной покойной женщине? Джон любил Джину. Она была красавицей. И Марк был к ней неравнодушен…
— Я еду за тобой, — сказал Марк.
— Не надо… — начала было Энн, но опоздала. Он уже повесил трубку. Отлично, пусть будет ужин, думала она, продолжая держать трубку возле уха, но о том, как его закончить, она еще подумает.
Хорошенько подумает. И скажет ему все, заставит его понять, каковы ее чувства и какова ее позиция во всем этом деле!
Положив трубку, Энн хотела было вытащить вилку из штепселя и отнести телефон на сестринский пост, но передумала, набрала номер клуба и попросила к телефону Синди.
Синди не было. Но когда отвечавшая ей девушка уже собиралась положить трубку, ее перехватил кто-то другой.
— Энн? Это вы? Как там Джон? Я слышала, что он вышел из комы и быстро поправляется?
— Да, ему гораздо лучше.
— Я так рада. Все будут рады.
— Надеюсь… Я… я позвонила просто, чтобы узнать, все ли там у вас в порядке.
— Все отлично. В клубе все, как прежде. Кстати, вы слышали? Грегори тоже пришел в себя.
— Да что вы? Как я рада! Непременно заскочу к нему проведать, пока я здесь.
— Все потихоньку налаживается, правда? Кроме, разумеется, того, что Джона теперь могут в любой момент арестовать.
— Вероятно, я не знаю.
— Я надеюсь, что они не станут этого делать, но для вас и Джона так было бы безопаснее.
— Почему?
— Если Джон останется на свободе, он, как и все мы, будет подвергаться опасности.
— Может быть.
Эйприл колебалась:
— Не знаю, говорить ли вам, но…
— О, Эйприл, ради Бога! Либо говорите, либо нет, но не испытывайте мои нервы.
— По телефону я, во всяком случае, не могу этого сказать. Приезжайте сюда завтра.
Телефон замолчал, Энн, ругая Эйприл последними словами, долго смотрела на него, потом — на Джона.
Он мирно спал.