Закревская устало вздохнула. У нее разболелась голова.
— Все, хватит! — решительно сказала она, поднимаясь. — Мне пора домой. Пойду высплюсь как следует…
Самойленко, поглощенный своими мыслями, даже не заметил ее ухода.
Ангелине Львовне не хватало Марата. Она привязалась к нему сильнее, чем хотела. Придя домой, она проверила автоответчик. Калитин не звонил. Если там, где он находится, нет сотовой связи, то обычная должна бы быть.
— Значит, он просто забыл обо мне… — вслух произнесла она, подавляя разочарование.
На тумбочке, рядом с настольной лампой, лежали исписанные Маратом листки. Ангелина Львовна решила перечитать его «опусы». Кажется, там тоже шла речь о каких-то кристаллах. Рожденная его воображением действительность захватила ее. Она переживала происходящее вместе с ним, проникаясь его чувствами и стремлением к некой неосознаваемой тайне…
— Что он искал? И нашел ли? — прошептала она, как будто речь шла о реальных событиях.
Так, с мыслями о Марате, она наконец уснула. Тревожная, беспокойная ночь пролетела быстро.
На Москву опустился предрассветный туман. Город тонул в розовой дымке…
Галактика Эол, планета Ацтланика. Далекое прошлое
Касса охватило лихорадочное желание спастись, во что бы то ни стало. Хетт должен помочь ему.
Секретарь Вальганиуса, казалось, ничего вокруг не замечал. Он уже считал себя мертвым, а мертвому все равно.
— Хетт, дружище, очнись! — Касс потряс приятеля за плечи. — Ну, что с тобой? Разве ты не хочешь жить?
Тот никак не реагировал.
— Ладно! Тогда скажи мне, где Магистр держит свой корабль? Ты ведь знаешь! Не можешь не знать…
Хетт наклонился к самому его уху и что — то прошептал.
Касс решился.
— Спасибо, Хетт! — искренне поблагодарил он и обнял приятеля. — Наверное, я еще не до конца понял, что ты сделал для меня. Прости, если что не так.
Он увлек Хетта к приткнувшемуся у тропинки сетлею. Грохот водопада провожал их, как прощальный салют.
— Поехали. Тебе куда? — спросил Касс.
— В усадьбу Вальганиуса…
— Тогда я высажу тебя на центральной улице, а оттуда ты сам доберешься. Тебе ведь некуда спешить?
Хетт ничего не ответил. Он удивлялся тому спокойствию, с которым воспринимал происходящее.
Расставшись с Кассом на главной улице Жада, Хетт почувствовал облегчение. Панический страх начальника колонии раздражал его. Вряд ли он отдавал себе отчет, зачем рассказал Кассу о надвигающейся катастрофе. Может быть, хотел сделать напоследок что-то хорошее…
Жители города ничего не подозревали. Им было невдомек, что скоро они все погибнут. Повсюду горели огни, из маленьких ресторанчиков доносилась музыка, по тротуарам прогуливались праздные, нарядные горожане. Все как всегда. Так было, так будет и впредь…
А вот и нет! Скоро, очень скоро наступит страшный, неотвратимый конец.
Хетт брел по знакомым с детства улицам, как чужой. Прохожие казались ему призраками ускользающей жизни. В сознании Хетта ни самого города, ни его обитателей уже не существовало…
Секретарь Вальганиуса ни о чем не жалел. Он прижимал к груди небольшой медальон, внутри которого хранился срезанный им завиток чудесных волос той, которая завладела его сердцем. Он решил, что останется с ней до самого конца. Ей не будет одиноко.
По дороге в усадьбу Хетт думал, как обмануть уффов — безумных стражей Магистра. Он не хотел тратить оставшееся драгоценное время зря. Лучше провести его рядом с ней. В той части замка, где Вальганиус устроил секретную комнату, уффы бывали редко. Стоило пробраться незамеченным к заветной двери, и дело сделано. Войти он сумеет. Секретарь привык использовать трейл, чтобы узнавать постоянно меняющийся код замка.
Теперь, когда конец был близок, страх Хетта перед Магистром и его слугами притупился. Он решительно вошел в комнату хозяина и взял трейл. В кристаллической памяти прибора ему без труда удалось отыскать то, что нужно.
Убедившись, что за ним никто не наблюдает, секретарь выскользнул в коридор и направился к вожделенной двери. В секретной комнате было полутемно…
— Видишь, я быстро вернулся, — с трепетом в голосе произнес Хетт и замер.
Он чувствовал, как теплая волна нежности затапливает его. Это происходило каждый раз, стоило только ему увидеть…
— Боги! — шептал секретарь, приближаясь к ней. — Какое блаженство!
Ноги его подкашивались, а сердце начинало неистово прыгать в груди. Хетту казалось, что там, в глубокой нише, где лежала она, сияет магический свет далекого незнакомого солнца. Он не замечал, что ее гармоничное и совершенное тело мертво. Оно давным-давно утратило упругость и гибкость, застыло, превратившись в некое подобие огромной статуи. «Золотая богиня» была прекрасна в своей зачарованной неподвижности.
Хетт подошел вплотную и наклонился, затаив дыхание. Ему казалось, что золотистые веки вот-вот дрогнут, что… Но нет. Безумным надеждам не суждено было сбыться. Ее лицо все еще хранило тень мягкости и чистоты. Увы, всего лишь тень.
Секретарь Вальганиуса придумывал ей сотни изысканных имен, но она не откликалась ни на одно из них. Ему пришлось смириться с этим. Раз за разом, рискуя жизнью, он приходил сюда, любовался ею, рассказывал обо всем, что его волновало. Он поведал ей историю Драгии, жители которой забыли солнечный свет и оттого очерствели. Они разучились любить и испытывать счастье…
Сегодня Хетту было нечего сказать ей. Он не мог защитить свою «Золотую богиню» от надвигающейся беды.
— Я не в силах что-либо изменить, — шептал он, прерывисто вздыхая. — Я могу только умереть вместе с тобой. Ты не будешь одинока в предстоящем тебе вечном странствии по Полям Звезд…
Разум Хетта отказывался верить в то, что она уже мертва. Он смотрел на «Золотую богиню», и его губы дрожали.
В бреду или во сне,
Глазам своим не веря,
Я созерцал тебя, ласкающей странного зверя.
По глади реки скользили
Лиловые тени цветов и твое отраженье…
Я видел себя и чужие просторы,
Зеленое небо, хрустальные горы.
И страстно желал, твердя в исступленье:
Пусть станет реальностью это виденье!
Стихи родились сами собой, легко и естественно, как всегда в ее присутствии.
Удивительно, но он совершенно не боялся смерти. В преддверии путешествия по Полям Звезд он перестал быть слугой, секретарем Магистра, перестал быть жителем подземного города Жада и обитателем планеты Драгия. Впервые за всю свою короткую жизнь он стал самим собой.