— Вы хотите сказать, что Братство действительно имеет возможность заполучить этот документ? — спросил я, потрясённый услышанным.
Холмс взял сигару в руку и взмахнул ею, прочертив в воздухе алую линию.
— Гатри, дипломатия часто движется очень странными путями. В этом случае странности посла устраивали обе стороны.
— Но если Братство выкрадет Соглашение!.. — воскликнул я.
— Вот именно. Этого бедствия Братство страстно жаждет, а мы с вами, Гатри, должны предотвратить его любой ценой. — Он на секунду умолк и мрачно повторил: — Любой ценой.
Я до сих пор не мог представить себе, что ставки в нашем предприятии окажутся такими высокими. Но пока я подыскивал слова, чтобы выразить свои дурные предчувствия, меня словно что-то толкнуло: я понял, что конфликт, который так беспокоил Холмса, всё ещё продолжается.
— Когда всё это началось? — спросил я в надежде узнать об источнике опасности.
— Очень давно, — ответил Холмс. — В Европе группа ренегатов-масонов объединилась с ложей оккультистов. Они решили, что совместными усилиями они смогут добиться падения величайших королевских домов Европы. Они совместили наиболее радикальные понятия из масонской мудрости с мощными приёмами управления людьми, которыми владели оккультисты, и создали единое тайное движение. Оно было поддержано многими честолюбивыми дворянами, желавшими подняться выше и не имевшими такой возможности. Этот союз существует и сегодня. Его следы можно увидеть в сердце самых низких заговоров, направленных на то, чтобы выбить почву из-под ног законных властей. Я доподлинно знаю о шести ложах Братства, активно работающих в Англии и Европе. И я знаю, что Викерс возглавляет лондонскую ложу. — Он понизил голос. — Кроме того, я знаю о том, что за пять последних лет эта ложа совершила более дюжины убийств.
— Генри Гордон-Хьюдж? — сказал я.
Майкрофт Холмс жёстко взглянул на меня и ответил негромко:
— Да, он был одной из жертв. Но с грустью должен сообщить вам, что не единственной. — Он с хмурым видом отрезал кончик сигары. — Я скрепя сердце отправляю вас на это задание, но вы единственный, кому удалось хоть в какой-то степени найти с Викерсом общий язык. Времени для подготовки у нас оказалось значительно меньше, чем я рассчитывал ещё неделю назад. Поэтому, боюсь, вы, а вернее мы, должны приготовиться к возможности провала Соглашения. Но об этом я не хочу даже думать. — Он остановился, раскачиваясь с носков на пятки. Такая поза означала нежелание продолжать обсуждение темы; эту привычку патрона я запомнил уже давно.
— Конечно, я поеду, — сказал я, стараясь не выдать голосом страх, владевший мною. Во что он меня втянул? — Но ведь я не человек действия, а секретарь, и возможно, не справлюсь…
— Гатри, дорогой, вы молоды, умны и находчивы. Я верю в ваши способности. — Майкрофт Холмс положил руку мне на плечо. — Не могу найти никого, кому я мог бы так доверять, как вам.
Я ни в коей мере не мог ожидать таких восхвалений. И даже если при этих словах Холмс кривил душой, я не смел подвергнуть их сомнению. Хотя защита моей страны и не являлась прямой целью миссии, я не мог не чувствовать, что имею преимущество как перед Викерсом, так и перед Майкрофтом Холмсом. Важность задачи, которую только что объяснил мне патрон, затмила все другие соображения.
— Я приложу все силы, чтобы выполнить свои обязанности.
— Прекрасно. Я был уверен, что не ошибаюсь в вас. — Холмс сел за стол, вынул из ящика карту и развернул её. — Ваш пункт назначения находится в самых окрестностях Мюнхена, то есть во Фрейзингской епархии, которая, по Вестфальскому миру, отошла во владения Баварского курфюрста…
— Если мне не изменяет память, это было в тысяча шестьсот сорок восьмом году, — откликнулся я, желая показать, что имею некоторое представление об истории Германии.
Майкрофт Холмс кивнул с решительным видом.
— Вы правы. Благодаря тому, что этот клочок земли лежал подле Мюнхена и находился под управлением церкви, он приобрёл значение, нисколько не соответствующее тому мизерному количеству акров, которое он занимал. Даже сегодня эта область учитывается во множестве договоров, которые имеют жизненно важное значение для английских интересов в Европе. Впрочем, вы, конечно, поняли всё это из моих прежних объяснений.
Я слушал, и во мне росли нехорошие предчувствия: мне казалось, что, несмотря на наличие стольких различных факторов, казалось бы предопределяющих успех моего дела, наши соперники обладали огромными возможностями помешать мне и не замедлят это сделать.
— Я вижу, что вы неважно себя чувствуете после пребывания в этой ужасной гостинице, однако это не совсем испортило вам аппетит, и вы не откажетесь позавтракать со мной перед отъездом. — Холмс улыбнулся мне и пояснил в ответ на мой удивлённый взгляд: — У вас красные глаза, а за время нашей беседы у вас в животе уже дважды бурчало.
— А я надеялся, что вы не заметите этого, — ответил я, ощутив неловкость.
— Меня бы не удивило, если бы вы оказались зелёным, как огурец, после той пищи, которую там подавали. Пирог с бараниной и немного сыра вернут вас к жизни.
Мой рот наполнился слюной.
— Благодарю вас, сэр. Я тронут вашей заботой.
— Осталось решить ещё несколько вопросов, и вы сможете приняться за пирог. Скажите, Гатри, что из того, что вы можете сделать, окажется, по вашему мнению, самым важным? — Майкрофт Холмс выжидающе окинул меня взглядом, словно знал мой ответ ещё до того, как я понял его вопрос.
— Следовать инструкциям, полученным от Викерса? — предположил я.
— Я знал, что мне повезло, когда я взял вас на работу, — одобрительно воскликнул он. — Вы правы. Не делайте ничего, что могло бы навести на мысль о вашей истинной роли. Пусть он пребывает в уверенности, что ему удалось подкупить вас — я имею в виду Августа Джеффриса — обещанными деньгами и возможностью устранить ограничения, содержавшиеся в завещании вашего отца. Пусть он думает, что имеет дело с жадным и продажным мерзавцем, тогда у него не возникнет желания узнать о вас больше. Если он будет уверен в том, что вы послушное орудие в его руках, то не исключено, что вам удастся преодолеть смертельный лабиринт и проникнуть в его ложу, а возможно, и в самое Братство. А это явилось бы неоценимой услугой Англии и Короне.
Мысль о том, что мои действия могут иметь такое важное значение, взволновала меня, и я, конечно, не мог не возгордиться, услышав слова Холмса. Но я был твёрдо уверен, что не смогу справиться с делом без посторонней помощи, в одиночку. Потому, набравшись храбрости, я обратился к патрону:
— Мне необходимо иметь возможность связаться с вами. Я хочу, чтобы у меня во время путешествия был способ передать вам информацию или получить от вас инструкции.
— Несомненно, такая возможность у вас будет, — ответил Холмс. В его тоне, как обычно, слышалось и одобрение, и задумчивость. — Прежде всего вы пришлёте телеграмму сюда, в этот кабинет, вашему солиситору, требуя ответа, смог ли он, наконец, ознакомиться с завещанием. Это будет означать, что вы прибыли в Европу. Если порт прибытия изменится, а, зная Викерса, этого стоит ожидать, добавьте, что настаиваете на том, чтобы Джеймс как можно скорее связался с вашим сводным братом. И в дальнейшем вы будете слать солиситору ежедневные телеграммы, спрашивая, как идут дела. Если у вас появится существенная информация, которую вы считаете необходимым передать мне, добавьте другую фразу: о том, что вы беспокоитесь, удастся ли закончить процесс до конца года. Если обнаружите, что предприятие оказывается опаснее, чем мы ожидали, сообщите Джеймсу, что не удовлетворены его работой. Если заметите, что вам угрожает разоблачение, обращайтесь к Джеймсу от имени вашей жены и детей. В свою очередь, вам будут приходить телеграммы от Джеймса. Если он сообщит, что его задерживает большой объём работы, знайте, что у нас есть для вас информация. Если в телеграмме будет сказано, что юрист обеспокоен условиями опеки, то, независимо от маршрута, на следующей остановке вы найдёте письмо. Если же Джеймс начнёт приносить извинения за то, что допустил ошибки в подготовке дела для барристера, то знайте: нам стало известно о том, что вас могут разоблачить. — Он взглянул в карту. — Как только вам удастся вступить в контакт с шотландцем, подтвердите Джеймсу, что готовы оплатить его работу.