И он достал камеру.
– Точно что-то колдовское, – девицы Пастушки тянули шеи. – А мы правда туда пойдем? Прямо внутрь?
Они начали снимать, фотографироваться, и тут Даня исполнил свой коронный номер: положил отряд на землю.
– Тихо! Тихо всем! Ложись, а то заметят!
Они пали на траву и заползли в кусты.
Все тихо.
– А что там? – шепотом спросила Вера Холодная. – Я ничего не вижу.
– Тут нам не пройти. Охрана. Ночная смена, – ответил Даня-Душечка и взглянул на свои дорогие новенькие фирменные часы. – Поищем иной путь.
Они полежали в укрытии минуты три, затем Даня решил, что с них хватит, шоу должно продолжаться. И повел свой отряд снова в обход по периметру забора к тому самому месту, откуда можно видеть Зловещий Рисунок на стене.
– Это здесь, вон в свете фонаря… Отсюда видно.
– Ой, я вижу. Только непонятно, что это, – воскликнула одна из Пастушек. – И как высоко надо было забраться по стене, чтобы это там намалевать.
– Или из окна спуститься по веревке, – сказал рязанский молодожен.
– Где ты видишь тут окно, брат? – спросил Даня-Душечка.
– А я вот на форуме читала, что этот рисунок непостоянный, – заявила умная шестнадцатилетка с форума. – Жители окрестных домов иногда его видят отчетливо, а порой он пропадает совсем.
– Ну, правильно, дождик намочит и смоет, – бойфренд Пастушки уже крутил свой крутой бинокль. – Там знаки какие-то, символы. Краска черная.
– Кровь тоже черной кажется в электрическом свете, – изрек многозначительно Даня-Душечка. – И вы абсолютно правы, это какие-то символы. И окон там нет, чтобы спуститься. А вот чтобы вскарабкаться туда по стене… Я бы сказал, надо очень постараться.
– Ну, с альпинистским снаряжением это несложно.
– Некоторым… тем, про кого тут возле Амбреллы особо не говорят вслух, никакое снаряжение не нужно.
– Некоторым – это кому же? – осведомился Смайлик Герштейн.
Но Даня-Душечка нацепил на себя этакую маску непроницаемую. И коротко бросил:
– Нечего тут долго торчать, идем дальше.
По пути он шепотом развивал свои прежние идеи, которые уже слышали Вера Холодная и Смайлик Герштейн, о том, что «там внутри главное уметь быстро бегать и прятаться, если что».
– Если что? – шепотом осведомлялся отряд.
После экскурсии к Упавшему Дубу и Зловещему Рисунку эти вопросы звучали как-то особо.
Да и тьма сгущалась.
Тьма сгущалась над Амбреллой – царицей ночи.
К платформе «Ховрино» подходили уже полупустые электрички. Грохотали товарняки и пассажирские поезда.
На окрестных улицах рассосались все пробки, в окнах многоэтажек зажигался и гас свет.
Давно уже тускло сияли фонари на улице Клинской. Манили, звали, туманили разум.
И внезапно поднялся сильный ветер – налетел с севера, явно давая понять, что тепло летнее не вечно, близятся холода.
Они то шли вплотную к забору, то уклонялись от него, снова вернулись в темный парк Грачевка и затем опять очутились на улице Клинской. И когда все уже устали и второе дыхание еще не открылось, Даня объявил короткий привал.
– Верхом не пройти, везде охрана, – сказал он.
– А мы вообще никого не видели, – загалдели шепотом экскурсанты.
– Так охрана на то и охрана, чтобы глаза таким, как мы, не мозолить. Но от меня им не скрыться. Решено, идем низом – через коллектор.
– Под землей? – тревожно спросила Вера Холодная.
– Я же сказал, через коллектор по трубе.
– А там что, канализация? Говно плавает? – Вера Холодная, дочка вице-губернатора Подмосковья, не стесняясь высказала общие опасения. – Мы что, пойдем через говно?
– Может, кто-то уже струсил? Отказывается от ходки в Амбреллу? – Даня оглядел экстремалов.
– Да нет, просто мы немного устали, дай передохнем, – сказал рязанский молодожен. – Мы лично точно идем, мы с Рязани специально приехали. И потом, это такое место, такая аура, «Обитель зла» – это про Ховринку снимали. Если сверху на больничные корпуса смотреть, то там знак такой предупреждающий Биохазард – типа опасности. И кто, интересно, все это спроектировал так? А потом все взяли и бросили, потому что место сильно нечисто.
– Вы слышите? – Даня настороженно прислушался.
– Нет, а что?
– Отдыха не будет. Скорее, все за мной, вниз.
Они почти бегом устремились за ним – он вел их как овец, как милых славных овечек, которые бе-ееееее!
Пригнулись, нырнули в трубу.
– Ой, как тут воняет! – запищала Вера Холодная.
Но почти сразу же вышли наружу – уже на той стороне за забором на территории Ховринской больницы.
Ветер ударил им прямо в лицо.
Свежий холодный ночной ветер.
– Ну вот, мы здесь, – Даня указал на корпуса, на мрачный двор-колодец – один из трех, ближайший к коллектору. – А теперь быстро двор пересекаем, стараемся держаться у самой стены и избегать не освещенного прожектором участка.
– Почему? Зачем ты хочешь, чтобы мы держались на свету? – спросил Смайлик Герштейн. – Сам же говорил – тут охрана.
– Охрана сюда не заходит. И не поможет нам.
– Почему?
– Потому что это Двор Крикуна. Всё, бегом!
Вбежали внутрь в бетонный короб вестибюля больничного корпуса. Сюда, в разбитый вестибюль, еще проникал свет прожектора, освещавшего ограду, но когда вошли в левый коридор, ведущий к следующему корпусу, пришлось включить фонарики.
Пятна света ползали по бетонным стенам, испещренным граффити.
– Да тут до нас целый табун успел побывать, – присвистнул один из рязанских молодоженов. – Натоптанное место.
– Это только начало. И шшшшш! Не шумите тут, – Даня-Душечка оглянулся.
– Почему?
– Потому что Двор Крикуна все еще близко, а это его территория. Угодья.
– Какие еще угодья?
– Люди рассказывают, что охотничьи, – и Даня махнул рукой: айда, углубляемся в брюхо Амбреллы.
И они углубились. Мрачные темные коридоры, глухие бетонные боксы, стены кирпичные.
Вот добрались до относительно сносно сохранившейся лестницы на верхние этажи. Начали карабкаться, чтобы посмотреть на все три двора Ховринки сверху. Дошли аж до восьмого этажа. Даня следил, чтобы все держались у стен, ни в коем случае не приближаясь к темной глубокой шахте для лифта.
– Вот то самое место, откуда бросился один мужик, теперь двор внизу называют Двор Разбившегося Насмерть.