— Если ты будешь и дальше нас изводить своими идиотскими вопросами, я тебя навечно в этом стогу оставлю! — прошипел Кураев. — А что, на другой ферме лучше будет? Сомневаюсь.
Трио продолжало наблюдать за фермой, которая отсюда смотрелась как на ладони. К сожалению, подобраться незаметно никак не получалось — надо было пройти открытое пространство. Тем более в доме на кухне крутилась девушка из прислуги — это хорошо было видно в окно.
— Что ж делать-то? — нервничал, кусая ногти, журналист.
— А девчонка-то кровь с молоком, — заметил, прикрякнув, Кураев. — Хоть я не очень-то падок на немок, но эта цыпочка мне по вкусу. Идеальный вариант такой, знаете ли, поселянки. Веселая, здоровая, резвая… Однако дело прежде всего. Предлагаю ворваться в дом, связать ее и тогда там поглядеть, что можно подобрать.
— А если там еще кто-то есть? — иронически спросил Голицын.
— Ничего страшного. Если что — разберемся и с остальными. Да мне кажется, что больше никого. Ведь за час, пока мы тут лежим, никто не показался ни в доме, ни во дворе.
— Мы сюда прибыли не для того, чтобы воевать с женщинами.
— А как же мы одежду-то раздобудем? А поесть, а выпить? — хмыкнул Кураев. — Запрем ее в кладовке, и всего-то.
— Я тоже хотел бы заметить, что голод не тетка, — поддержал ротмистра Санин. — У меня уже кишки к позвоночнику прилипли.
— Ну, вот видите, поручик, наш спутник так долго не протянет.
— У меня есть план, — с улыбкой ответил Голицын и принялся шептаться с ротмистром.
Журналист озадаченно поглядывал то на них, то на ферму. На физиономии ротмистра, выслушивающего план поручика, появилась кривая ухмылка, а в глазах заскакали чертики.
— Поручик, должен признать, это лучший план, какой мне доводилось слышать! — восторженно провозгласил он. — Но и я должен иметь шанс. Давайте тянуть жребий.
В качестве арбитра был, конечно, избран Санин, которому поручили зажать в кулаке две соломинки. Первым тянул Кураев.
— Черт побери! — воскликнул он, вытащив короткую. — Ваша взяла.
— Ну, вот видите, ротмистр, вы свой шанс использовали. Судьба!
Войдя в дом, поручик завел разговор со служанкой, воспринявшей его, конечно, как германского офицера Иоганна Хоппера — так представился Голицын. Поручик рассказал, что через пару часов на дороге его должна подобрать машина, вот он в ожидании транспорта и зашел выпить воды. Попутно выяснил, что хозяева уехали к родственникам в Кельн и вернутся лишь через неделю. Служанка оказалась весьма миловидной разбитной девахой, скучавшей в глуши без мужского внимания. Исстрадавшийся без женской ласки поручик тоже не дремал.
— Марта, — представилась девушка.
— Какое прекрасное имя, — понижая голос, произнес поручик. — И не страшно вам тут одной?
— А чего бояться? Я хоть и девушка хрупкая, но постоять за себя умею, — ответила Марта, поджав полные губы. Насчет хрупкости служанка явно поскромничала — фигура у нее была что надо и заводила с пол-оборота любого.
— Неужели нет того, кто бы мчался к вам откуда-то издалека?
— Никого нет, — с сожалением протянула девушка. — В том-то и дело…
— К любимой женщине, например, я бы спешил не раздумывая.
Служанка посмотрела на поручика с нескрываемым интересом:
— А что, у вас уже есть такая?
— Теперь, возможно, есть, — Голицын перевел глаза на внушительный бюст новой знакомой, обтянутый белой тканью и нескромно подпрыгивающий при движениях. Разговаривая, та успевала управляться с делами по кухне. Марта перехватила взгляд и улыбнулась.
— А вы на всех так смотрите, Иоганн?
— Не на всех, — уверил офицер, гипнотизируя девушку серыми глазами. — Только на тех, кто особенно понравился. А то, что мы незнакомы, легко исправить.
Его взгляд произвел на служанку большое впечатление — что-то внутри екнуло, зажглось, и по венам будто огонек побежал. Изголодавшаяся по мужчинам деваха глядела на офицера с вожделением.
Дальнейший разговор только усиливал волнение девушки и напор Голицына. Его тоже пленили пышные формы и томные взгляды. Комплименты офицера заставляли грудь Марты часто вздыматься и томно закатывать глаза.
— А какие у вас красивые руки, — продолжал поручик. — Изящные, тонкие, словно у берлинской аристократки.
— Ой, ну что вы, господин офицер… — наигранно смутилась девушка, поворачиваясь туда-сюда своими привлекательными формами. Полные крепкие бедра и высокая грудь могли соблазнить кого угодно.
— Наверное, все мужчины в округе желают с вами познакомиться?
— Ну, не знаю, — девушка хихикнула, бросая на поручика быстрый взгляд.
Голицын заглянул в ее зеленые глаза:
— Зато я в этом не сомневаюсь…
— Вы меня совсем смутили, — щечки Марты все розовели.
— А хорошо здесь у вас! — прошелся по кухне офицер. — Тишина, свежий воздух…
— Ну, что вы! Скука! — Девушка принялась составлять посуду. — Ни выйти некуда, ни развлечься. Одна работа. Вот только есть у меня подружка на соседней ферме, так иногда то я к ней, то она ко мне в гости ходим, а то ведь иначе волком завыть можно.
— Что вы говорите? — протянул поручик, любуясь не столько руками собеседницы, сколько просвечивающими сквозь тонкую ткань блузки округлостями. — Наверное, вам одиноко? — Он накрыл своей ладонью ее пальцы.
— Да, очень, — согласилась Марта, вонзив в поручика призывный взгляд. Служанка качнула головой, и тяжелый узел белокурых локонов рассыпался по ее плечам. Девушка чуть подалась вперед и прикрыла веки, часто и взволнованно дыша.
Возбуждение Голицына сменилось бешеным желанием обладать этой красоткой, притягивающей его, как магнит. Уже не владея собой, он заключил ее в объятия и впился в горячий сладкий рот своим поцелуем.
Тарелка, зазвенев, вывалилась на пол. Девушка прижалась к поручику и принялась легонько покусывать ему шею.
— Нет, не здесь! — жарко прошептала Марта. — Туда… на конюшню.
* * *
— Пора, — объявил ротмистр, проводив глазами объятую страстью пару, удалившуюся на конюшню, и подтолкнул репортера. — Двигай ступнями, работник пера.
— Я вас не понимаю, — пожал плечами Санин. — Куда это мы с вами пойдем?
— В дом! — начал сердиться Кураев. — С тобой, как с малым дитем! Эх, если бы не поручик, расстались бы мы еще в корзине!
— А если вдруг кто-то войдет в дом? — все еще сомневался репортер. — И вообще, как это все выглядит?
— Пошли, говорю я тебе!
Увлекаемый могучей рукой офицера, писака первым оказался на земле. Пригнувшись, они побежали к дому.
Войдя внутрь, ротмистр огляделся.