И заснул.
Не зная, что его заметили и за ним уже следят.
К чести графа следует сказать, что он не проспал. Переиграл тех, кто решил взять его живьем.
Спецназовцы вырабатывают за время службы особый тип сна, они и спят и не спят одновременно. Каждые пять-десять минут они просыпаются, находясь в этаком полусне, оценивают обстановку и снова засыпают. Обычные люди так спать не могут, а граф был совершенно обычным человеком, пусть и офицером, он не проходил курса специальной подготовки. Но зато ему не раз и не два приходилось ночевать на деревьях и лазать по деревьям – в их имении деревьев было много, лазать по ним с окрестными пацанами, прыгать с них, воевать на них было любимым занятием. И поэтому он даже во сне почувствовал, что по дереву кто-то лезет, а этот кто-то мог быть лишь человеком. Проснувшись, он первым делом осторожно снял с предохранителя пистолет-пулемет, тот был у него под рукой, примотанный ремнем. Предохранитель здесь был удобный, не щелкал, как на «АК», и перевелся в режим огня очередями бесшумно. Теперь надо было решать – либо прыгать и уже в падении попытаться открыть огонь, либо бросить гранату, либо попытаться взять того, кто лезет сейчас к нему. Поразмыслив, граф выбрал третье – если бы его хотели убить, уже убили бы, окружили дерево и открыли бы огонь изо всех стволов, дело нехитрое. Поднимающийся по стволу хочет выяснить, кто он такой, а не убить – возможно, это свой. Хотя... в нынешние времена сложно различить, кто свой, а кто чужой.
Выждав момент, он сделал только одно, но верное движение – дернулся, чтобы повернуться, да так и пристегнутый к стволу схватил одной рукой человека за шиворот, второй – сунул ему под нос дуло оружия.
– Тихо!
У незваного гостя был нож, хороший нож, но они посмотрели друг другу в глаза, и человек понял, что пытаться бессмысленно.
И тут же граф Ежи уловил осторожный шорох шагов внизу, те, кто окружили дерево, поняли, что произошло, и отступали, чтобы не попасть под огонь или разрыв гранаты.
– Эхо, – произнес граф и понял, что на пойманного это не произвело ни малейшего впечатления. Не врубился, что ли?
– Эхо, говорю.
– И что?
Голос у человека был сиплым, сам он – неопрятный, небритый, от него тяжело пахло потом и землей. Нехорошо-с...
– Из казаков, что ли? – наугад спросил граф, пока человек не совершил какую-нибудь глупость, и опять-таки по глазам понял, что попал в самую точку.
– Из них. А ты с какого сословья?
– С дворянского. Граф Ежи Комаровский, лейб-гвардии гусарского.
Такое представление имело двойной смысл – он не знал, кто перед ним. Сказано – из казаков, но и соврать запросто мог. Если повстанцы, то произнесенное имя представителя польского шляхтича, причем не из загонковой шляхты [71] , тормознет их от того, чтобы без разговоров начать стрелять. Если казаки – тоже поостерегутся, дворянин как-никак. В общем, ему надо было выиграть время, чтобы сориентироваться, и он так его выиграл.
– И что будем делать, ваше благородие?
– Сколько вас?
Человек не ответил.
– Поговорим? Не стреляйте.
– О чем нам гутарить, пан?
– О жизни. Ты спускаешься. И стоишь как вкопанный. Брошу гранату – все на небесах окажемся. Ты старший?
– Нет.
– А я со старшим разговор иметь хочу. – Граф Ежи отпустил человека: – Пошел!
Пока тот спускался, граф расстегнул карабин на до предела натянувшейся ленте, обретая свободу действий, достал гранату, разогнул усики и пропустил палец в кольцо. В отличие от этого... незнамо кого, граф не стал спускаться с дерева, он просто спрыгнул с него, не выронив ни пистолет, ни гранату.
Несколько стволов было нацелено на него.
– Так. Кто старший?
Он не думал, что старший сразу выйдет, но тот вышел. В грязном камуфляже, без знаков различия, заросший бородой, с богемской автоматической винтовкой в руках.
– Доброго здоровья, пан граф, – сказал он, не обращая внимания на направленный на него ствол, – не припоминаете?
Что-то было в этом человеке знакомое, хотя похож он был на откровенного бандита.
– Не припоминаю.
– Под настроение попал... Мог бы и огрести и за себя, и за того другого пана, как говорится... – спародировал его самого человек, и тут же снова, подражая теперь уже голосу отца: – Цыц! На действительной не на действительной, какая разница?! Я сказал! Представить к Георгию!
Йезус-Мария...
– Вы сотник... с этого сектора, вы здесь служили. Отец вас к Георгию приказал представить. Обстреляли еще вас...
– Так точно. Перед вами – все, кто остался, казаки сектора Ченстохов, пан граф. И сербы. Остальных уже нет в живых.
Казаки и сербы, а их оставалось к этому времени девятнадцать человек, квартировали прямо в лесу, нашли что-то типа волчьего логова, видимо, от контрабандистов осталось. Расширив эту нору, они вытащили лишнюю землю подальше и разбросали ее, а сам вход искусно замаскировали – не знаешь, что искать, не найдешь. Вниз вел лаз, что-то типа лисьего, но передвигаться по нему можно было пригнувшись.
Внутри – сырой запах земли, что-то вроде полатей, настороженные глаза отдыхающей смены – чужих здесь не ждали. Чуть в стороне какие-то бочонки пластиковые ...
– Свои, – упредил вопросы сотник Велехов, – я его знаю. Прошу, пан, не побрезгуйте такими условиями...
– Не до жиру... – ответил граф.
Стола не было – расположились прямо там, на длинных, застеленных всяким тряпьем полатях друг напротив друга.
– Варшаву взяли? – первым делом спросил Велехов.
– Нет. Добром хотят.
– Напрасно... не выходит с вами добром-то... – подал голос один из казаков.
– Цыть! Поперек атамана не сметь!
Казаки моментально притихли.
– А ты-то как тут оказался, пан граф? – спросил Велехов.
– Что спрашиваешь? Меньше знаешь, лучше спишь.
Казак и польский шляхтич смерили друг друга взглядами.
– Да вот знать хотим, за кого ты. Времена нынче смутные.
– Скажу, легче станет?
Несмотря на то что граф Ежи был моложе опытного казачины раза в полтора, удар он держал и бил в ответ, а это было важно. В такой ситуации прав тот, кому поверят остальные, и словами можно добиться очень многого.
– Да не. Не легче. Веры зараз никому нет. Но и знать... что в спину нож не сунут – тоже надо...
– Так и шел бы мимо. Кой черт на дерево полез?