– Да здесь всегда так, бро! Привыкнешь. Дальше – хуже, будто Глубь к тебе принюхивается, присматривается. Вот, случай был…
– Заткнись ты, – Кондрат, молчавший до этого, скривился, – и так тошно, еще ты тоску нагоняешь. Вчера всю ночь втирал, как кого сожрали, сегодня… Эх, знал бы – не пошел бы!
– Ладно, хватит, – перебил Данила. – Входим по одному или толпой?
– Увы, толпой, бро, – развел руками Момент. – Без меня вас не пустят, вы чужаки.
– Так ведь спалимся.
– Мы моментом – к лодочнику и сразу ходу.
Под недовольное бурчание Кондрата, петляя между домами частного сектора, они пошли дальше.
* * *
В поселок решили идти через южные ворота. Даниле план не нравился, и он в каждом встречном чувствовал угрозу, видел стукача. Вот щеголь с ямкой на подбородке, что дежурит на воротах, – настоящий ковбой с бахромой на рукавах, в кожаной шляпе – наверняка сдаст! И чего этот шут так посмотрел? Да потом еще с напарником стал шептаться, тот вперился в небо, кивнул…
Хорошо, хоть лодки в Икше продавались.
Здесь вообще много чего продавалось. Чем-то Икша напомнила классический городок из вестерна: фронтир есть фронтир, и неважно, добывают ли старатели золотой песок или хамелеоньи железы… Еда, патроны, всякая разная походная всячина – все, конечно, втридорога, зато тащить не надо через Барьер.
Официальных властей в Икше не было, MAC все собиралось навести тут порядок, поприжать диких «старателей», подмять под себя вольных следопытов, но никак руки не доходили. Поэтому единственным оплотом закона здесь служила железнодорожная станция, через которую в Сектор иногда проходили эшелоны со штрафниками. Была такая программа: использование заключенных для исследований Сектора, охоты на мутантов и хамелеонов. Подписавшего соглашения зэка (соглашались на это немногие) этапировали в Сектор, где заключенных разбивали на бригады, каждую снабжали проводником, солдатами и посылали в полевые экспедиции. Программу эту MAC все собиралось закрыть, но программа-то была армейская, и военное начальство всячески закрытию противилось. Некоторые зэки гибли, другие калечились, третьи возвращались и получали амнистию, а четвертые – сбегали, оставались в Секторе.
За порядком в Икше следили дружинники: ветераны-следопыты, слишком старые или слишком покалеченные, чтобы охотиться на хамелеонов, сквоттеры-самоселы и немногочисленные аборигены, отказавшиеся от эвакуации и вот уже столько лет живущие в симбиозе с Сектором. Дружинников отличали желтые повязки на рукаве и расчехленное оружие наперевес.
А так оружие здесь носить можно было, но только в кобуре или за спиной. Стрельба в поселке, по негласному закону фронтира, не поощрялась.
Особенно много людей с желтыми повязками собралось на центральной площади, возле замшелого памятника Ленину. Это хорошо, в пестрой толпе проще затеряться. За спиной зеленоватого Ильича возвышались руины мэрии, а напротив кипела жизнь в универсаме с оригинальным названием «Универсам».
– У них что, праздник какой-то? – удивился Данила, глядя на копошение людей вокруг непонятного сооружения в центре площади.
Сцена – не сцена, помост – не помост… Трибуна? Намечается митинг, плавно переходящий в народные гуляния? Несмотря на раннее утро, народ стекался к площади, держа в руках пластиковые бутыли с пивом и чем-то покрепче.
– Гы, – расплылся Момент. – Фестиваль какой-то, что ли?
– Где тут можно прибарахлиться?
– Ну как где? В «Универсаме», вестимо… – пожал плечами Момент, направляясь через толпу к «Универсаму».
Данила на ходу оглянулся. И все-таки у них там не трибуна. Зачем в центре трибуны столб? Для стриптизерши, что ли?
А толпа-то вокруг – взбудораженная, взвинченная, опасная… Он скользнул взглядом по лицам и выделил двоих молодых, гладко выбритых парней, которые пристально смотрели прямо на него. Заметив внимание к себе, они переключились на сцену сделали скучающие физиономии.
– Гена, – он дернул Момента за рукав. – По-моему, надо валить. Нами заинтересовались.
– Тебя глючит. Я опасность чую, бро. Ты просто новенький, вот на тебя и глазеют. На Кондрата ведь тоже таращатся, да, Кондратушка?
Тот промычал что-то утвердительное.
– Все равно лучше поторопиться.
– Не вопрос! Но прибарахлиться надо, раз уж мы тут.
В магазине оказалось малолюдно, видимо, весь народ собрался на площадь. В лавке самогонщика толклись подозрительные личности, в оружейном отделе два дружинника точили лясы с продавцом.
Данила вытащил наличные, отсчитал половину и вручил Кондрату.
– Патроны. 7,62. Если будут – бери бронебойные и пачку трассеров. Запасных магазинов к «калашу» – хотя бы десяток. Гранат для подствольника. Ручных гранат. На все деньги. Понял? Мы тут постоим, посмотрим, что к чему, мне те двое не понравились.
– Понял, не дурак… – проворчал Кондрат. Глаза у него загорелись жадностью.
– Марина, пойдешь с ним, – добавил Данила, и взгляд уголовника погас.
– Рассказывай мне что-нибудь, – велел Данила и уставился сквозь Момента на подозрительных типов.
Момент принялся перечислять искажения. Типы беседовали. Один рыжий, второй светловолосый. Светловолосый заржал, пожал руку рыжего, похлопал его по спине и, скользнув взглядом по универсаму, зашагал с площади.
Вскоре из универсама вышел Кондратий с Мариной, наемник сказал:
– Готово. Теперь куда?
Момент подвел их к кирпичному домику с ржавой железной рыбой на подставке у входа. Данила глянул в сторону площади, «хвост» не обнаружил, но на всякий случай сказал Кондрату:
– Теперь вы стойте у входа, и, если заметите кого подозрительного, пусть Марина зайдет и предупредит. Момент, давай быстрее.
Когда-то тут был рыболовный отдел – он им и остался, разве что ассортимент снастей радикально поменялся. Вместо спиннингов и удочек продавались остроги, гарпуны и трезубцы. Было пару рогатин вроде тех, с которыми сибиряки ходили на медведей. Крючки размером с ладонь. Кевларовые сети. Свинцовые чушки вместо грузил. Мощные электроудочки, сделанные из обычных шокеров.
Да, к рыбалке в Икше относились серьезно… Добыча водных хамелеонов, оказывается, была выгодным промыслом.
– Нам нужна лодка, – сказал Данила продавцу.
– Выбирай… – равнодушно ответил тот.
Продавец в рыболовном отделе был колоритный. Лет… непонятно сколько: то ли шестьдесят, то ли все девяносто. Лысый, с торчащими ушами, набрякшими веками и бородавкой на носу. Пигментные пятна на лысине делали его похожим на чупакабру. Руки у продавца мелко-мелко дрожали, что, впрочем, не мешало ему ловко сворачивать самокрутку. На шее старика багровели язвочки… То ли какая-то болячка, то ли влияние Сектора.
– Где? – спросил Астрахан с нетерпением.