— Все, товарищ старший сержант, хватит, — сказал Малютов, беря последнюю охапку.
Проследовав за ним, я помог накрыть ветками часть кузова и направился к дереву, поправляя на ходу гимнастерку. Летный комбинезон я скинул, еще когда одевался после осмотра ранения, убрав его в кабину ЛаГГа вместе с парашютом. Очки для сохранности положил в сидор.
— Давайте поснедаем, товарищ старший сержант, — позвал меня Малютов к импровизированному столу, где на куске старого брезента была разложена еда. Банка тушенки, галеты, хлеб, нарезанное сало, лук, чеснок и пяток яиц.
— Иду, — ответил я, направляясь к столу и доставая на ходу из-за голенища сапога ложку.
Мы уже почти закончили, как в сгущающейся темноте послышались чьи-то голоса.
— Слышите, товарищ старший сержант?
— Да, слышу. Из леса идут, — ответил я, заметив, как Малютов подтягивает к себе карабин. — Пойду схожу, узнаю, кто это, а вы пока, товарищ ефрейтор, охраняйте технику.
— Хорошо, товарищ старший сержант.
Вскочив на ноги, я достал из кобуры маузер и направился было на звуки голосов, но тут же вернулся за недоеденным бутербродом.
Жуя хлеб с салом, я рассматривал освещенную серебристым светом луны дорогу и шедших по ней людей.
«Раз… два… пятеро! А что это они тащат в руках квадратное? Ящики с боеприпасами?»
В это время до меня долетело отчетливое:
— …рил я тебе, давай в селе заночуем. Так нет, давайте дальше пройдем, — говорил один.
— Сева, ты красный командир. Привыкай к суровой мужской службе, поспишь и на земле, — ответил другой звонкий голос.
— На земле? Уж лучше на сеновале, как в прошлый раз. А к службе я и потом могу привыкнуть.
— Да хватит вам! Давайте искать место, где заночуем, а то и так дотянули, — послышался третий, еще один голос, в котором отчетливо прослушивались командные нотки.
Кто это, понять было не сложно. Выпускники училища, следующие согласно направлениям в свои части. Но вот каких родов войск, я никак определить не мог. То, что они были в пилотках, я рассмотрел отчетливо, как и чемоданы в руках, а вот принадлежность? В это время они остановились, закрутив головами.
— Салом пахнет.
— Ага, с чесночком, — откликнулся другой и отчетливо забурчал животом.
Я торопливо дожевал бутерброд и крикнул:
— Стой, кто идет?
— Свои. Советские летчики! — ответил тот самый, что говорил с командными нотками.
— Летчики? О даже как? Сержанты?
— Да, сержанты.
«Уже хорошо, я тут самый старший по званию!» — подумал я и вышел на дорогу, подходя к ним.
Сейчас, насколько я знал, училища выпускали не лейтенантов, что было совершенно правильно по моему мнению, а сержантов.
— Старший сержант Суворов, семнадцатый бап. Представьтесь.
— Выпускник Батайской военной авиационной школы сержант Морюхов, следую в часть согласно направлению.
— Выпускник Батай…
Сержанты Морюхов, Горкин, Валиков, Булочкин и Лапоть шли в Минск, в штаб ВВС фронта, где должны были получить распределение в части. Вернее они ехали, но поезд попал вчера под бомбежку, и пять друзей отправились пешком.
— В Минск? Да его немцы не сегодня-завтра возьмут. Они почти закончили окружение, — сказал я, когда услышал, куда они направляются.
— Может, успеем? — спросил Валиков.
— Куда, в мышеловку? Ладно, завтра решите. Пойдем, у нас тут техника, там переночуете с нами. Кстати, я про вашу школу что-то запамятовал, вас на чем учили летать?
— И-16 и на И-153, товарищ старший сержант.
— Истребители, значит, — пробормотал я.
— А вы, товарищ старший сержант, на чем летаете? На СБ или ТБ? — спросил Морюхов, первым следовавший за мной.
— Не угадал. Я истребитель, сопровождаю бомбардировщики. Осуществляю прикрытие. Да вот во время перебазирования полка нарвался на «юнкерсы», сбил два, да бронебойную пулю в мотор словил, теперь технику эвакуирую. Малютов, свои! — крикнул я ефрейтору, заметив, что показалась темная масса машины.
— Ух ты! Двоих?! А что у вас за самолет? — продолжил задавать вопросы Морюхов.
— На ЛаГГе летаю. Это все?
Ну да, как же, все. Вон как окружили меня. Как я и опасался, они засыпали меня вопросами.
— Ладно, садитесь, расскажу. Ефрейтор, еще есть что поесть? А то тут товарищи летчики голодные.
— Есть, последнее, но им хватит. Сейчас я организую.
Пока сержанты торопливо поглощали последние запасы ефрейтора, начал рассказывать о своих приключениях, с того момента как на У-2 вылетел утром двадцать второго июня на поиски севшего на вынужденную самолета капитана Ильина. Держался я строго выверенной с Никифоровым версии, но вот про Брестскую крепость рассказал. Как, мол, встретил израненного красноармейца, который шел из крепости за помощью и на последнем дыхании поведал об оставшихся там защитниках. Это произвело впечатление, и немалое. Кстати, несмотря на то что я доложил Павлову о крепости, никаких действий от него так и не дождался. По крайней мере я о них ничего не слышал.
— …ну вот меня и подловили на уходе. Удар — и винт замер, пришлось планировать и садиться на вынужденную, — закончил я рассказ.
— Да, у нас все смотрели, как вы сбивали этих гадов. А один, представляете, падал прямо на машину нашего дивизиона. А она полная снарядов была. Мишка, водитель, на подножке стоял, смотрел за боем, а как увидел, что самолет на него падает, так в кусты сиганул, что мы его только через полчаса нашли, он километра два отмахать успел, — влез в мой рассказ ефрейтор.
— А «юнкерс» что, в машину попал? — спросил Горкин.
— Да не, мимо пролетел, в лес упал, там и взорвался, — отмахнулся Малютов.
— Ладно, давайте распределять дежурство. Значит так, часы у кого-нибудь есть? Нет? Тогда воспользуемся моими. Первым Горкин. Охранять: машина, самолет, шесть человек. Время дежурства — два часа. Подъем в шесть утра. Выполнять.
Распределив сержантов на пять смен, я спокойно лег спать. Ни себя, ни ефрейтора в дежурство не включил, пусть молодежь послужит.
— Дежурный. Обеспечить соблюдение светомаскировки и тишины на охраняемом вами объекте! — приказал я сонным голосом. Бормотание со стороны сержантов, обсуждающих мой последний бой, а вернее представляющих себя на моем месте, сразу стихло.
— Товарищ старший сержант, шесть утра, — разбудил меня утром сержант Булочкин.
Зевнув, я приподнялся на руках и, отлипнув от ранца парашюта, который обнимал всю ночь, огляделся:
— Подъем!
Сев на парашют, я намотал портянки и одел сапоги. После чего, встав и вбив ноги до конца, направился к кабине грузовика, где слышался могучий храп.