Ненависть и месть | Страница: 71

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но ведь были, были эти безумные жаркие ночи, когда тела сплетались в объятиях, когда глаза смотрели в глаза, губы шептали на ухо нежные признания, и все казалось таким замечательным.

О будущем тогда не надо было думать. Оно превратилось в прекрасное настоящее. Но прошло время, и настоящее стало прошлым. Все как всегда в этой жизни…


…Автомобиль, в котором ехал Санни Корлеоне, остановился у шлагбаума перед въездом на платную магистраль. Еще одна машина впереди. Другая – сзади.

Неожиданно человек в будке, одетый в полицейскую униформу, исчезает. Из передней и задней машин выскакивают люди с автоматами Томпсона в руках. Треск очередей, звон разбитых стекол и фар, тело Санни, прошитое десятками пуль, в конвульсиях падает на асфальт.

– Санни! Сантино!

* * *

Этой встречи Константин ждал. Когда Айваз позвонил ему и сказал, что его хочет видеть «родский» из Москвы, Панфилов понял, что речь идет об Артуре.

Договорились встретиться в «Маленьком принце».

Панфилов не без удовольствия оставил текущие дела и отправился в ресторан, располагавшийся в бывшем здании райкома комсомола.

Артур вместе с Айвазом ждали в отдельном кабинете. Обменявшись с ними рукопожатиями, Константин занял свое место за столом.

Да, сильно постарел Артур с тех пор, как они встречались в исправительно-трудовой колонии № 6 общего режима Кировской области. Совершенно поседевшие волосы, испещренное морщинами лицо, покрывшееся темными пигментными пятнами, ссохшаяся кожа на руках.

Годы, проведенные в бараках и изоляторах, ни для кого не проходят бесследно.

Но рукопожатие было твердым, а в темных проницательных глазах горел неугасимый огонь.

– Вы, кажется, знакомы, – сказал Айваз, наливая дорогой французский коньяк.

– Свела однажды жизнь, – сдержанно сказал Панфилов.

Артур, в свою очередь, кивнул.

– Что ж, – предложил Айваз, – тогда выпьем за встречу старых знакомых.

Они сдвинули рюмки, выпили. Айваз удовлетворенно чмокнул.

– Питаю слабость к благородным французским напиткам. Даже Саша Порожняк оценил. Не хочу сказать о нем ничего дурного, но согласись, Жиган, это человек не нашего уровня.

Грубая лесть несколько насмешила Панфилова, и он улыбнулся.

– Так ты встречался с Порожняком?

– Уладили кое-какие вопросы. Заключили мир. Правда, для этого мне пришлось наказать одного из своих людей, а Порожняку утихомирить Рябого.

– Даже не верится, что Порожняк на такое способен.

– Когда под тобой в буквальном смысле слова горит земля, волей-неволей человеку приходится совершать решительные поступки, – объяснил Айваз. – Я не верил, но оказалось, это правда. Рябой больше не станет мешать нашим взаимоотношениям. К тому же, я слышал, Порожняку удалось каким-то образом устранить еще одного потенциального претендента на свое место. Ты знал Каблука, Жиган?

– Что-то слышал.

– Теперь можешь забыть об этом. Каблук в морге.

– Надеюсь, пить за его память мы не будем?

– Нет, – рассмеялся Айваз. – Пусть Саша Порожняк пьет за упокой его души. У нас других поводов хватает.

Он налил всем собравшимся за столом еще коньяку.

– Предлагаю выпить за мир и покой в нашем доме. Ведь между нами с тобой, Жиган, никаких недоразумений нет. Верно?

– Верно. – Константин поднял рюмку.

Выпив коньяк и почмокав губами, Айваз посмотрел на часы.

– Артур, с твоего разрешения я хотел бы оставить вас. К сожалению, меня ждут неотложные дела.

– Куда это он так заторопился? – спросил Константин, когда азербайджанец вышел из кабинета.

– Просто Айваз человек воспитанный. Он знает, что нам нужно вдвоем побазарить.

Константин достал «Кэмел», закурил. Артур посмотрел на сигареты с сожалением.

– А мне вот пришлось бросить. Здоровье уже не то. Все оставил там, за орешками и колючками. Иногда смотрю, как другие курят, рука сама собой за сигаретой тянется. Но… нельзя, врачи запретили. А ты кури, кури. Мне приятно нюхать дым хороших сигарет. Напоминают о прошлом. Сильно я постарел?

– За всю свою жизнь я еще не встречал людей, которые с годами становились моложе, – уклончиво ответил Панфилов.

– Да? – усмехнулся Артур. – Ты, Жиган, тоже изменился. Нет, я не имею в виду внешность. Дипломатичнее стал.

– Ну, это вряд ли, – не согласился Константин, вспомнив разборку с Каблуком.

– Нет, нет, изменился, заматерел. Я-то запомнил тебя другим – отчаянным пацаном, ершистым, задиристым. Как ты жил с тех пор?

– По-разному.

– Вижу, добился успехов. Молодец. Айваз рассказывал, что ты хорошо поднялся.

– Это смотря по каким меркам.

– Опять дипломатничаешь, – прищурился Артур. – Это правильно. Никогда не раскрывай свои карты перед другими.

– Предлагаешь оставлять туз в рукаве?

– Нет, не предлагаю. Я никогда не любил мелкого шулерства. Если хочешь добиться успеха в этой жизни, будь игроком, а не каталой. Играй по-крупному. Только не подумай, что я учу тебя жизни. Так, дружеский совет. Ты, может, еще не до конца знаешь свои возможности.

– Может быть…

– Не пробовал расширить свой бизнес? Мне кажется, водка не твой масштаб.

– Другие хлебные места уже заняты, – пожал плечами Жиган. – А я не привык брать чужое.

– К сожалению, – Артур потянулся к вазочке с фруктами, сорвал с грозди одну виноградину, положил в рот, – на хлебных местах часто сидят идиоты. Ты уж мне поверь. За последнее время я повидал немало фраеров, которые такими богатствами распоряжаются… А ведь не заслуживают и сотой доли того, чем владеют. Таким, как ты, надо продвигаться наверх.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду деньги, а деньги рождают власть.

Панфилов поморщился, словно надкусил горькое яблоко.

– Ненавижу политику. Одно вранье кругом.

– А я тебе о чем говорю? Во власти тоже много лохов и фраеров. Они обещают мужику золотые горы, призывают его вкалывать. Помнишь, как у нас корячились на промке? А в результате все получал хозяин. То же самое и во власти. Ты, мол, простой человек, упирайся рогом, а мы о тебе позаботимся. Нет, во власть должны прийти настоящие сильные люди, которые отвечают за свои слова и повидали кое-что в этой жизни.

– Что-то я не понимаю, Артур, к чему клонишь?

– Пока я только рассуждаю вслух. Вот, делюсь с тобой наболевшим. Больше, пожалуй, не с кем.

– Неужели никого не осталось рядом?

– Пожалуй, что никого. Боюсь, что и на похороны никто не придет, если такое случится.