Машину немного занесло. Законный хлопнул дверцей и вышел на середину шоссе. Джип, вылетевший из-за поворота, взвизгнул тормозами, за дымящимися протекторами потянулись черные следы. Карл не дернулся, не отошел в сторону. Джип, качнувшись, замер, от его блестящего «кенгурятника» до Карла оставалось чуть больше метра.
Законный стоял, скрестив на груди руки, и ждал, глядя поверх крыши, сигарета тлела в уголке губ, полы легкого плаща трепал ветер.
Двое блатных, сидевших в джипе, переглянулись, никому из них не хотелось выходить первым, боялись попасть под горячую руку. Наконец Карл удостоил сидевшего за рулем взгляда. Совсем короткого, но этого хватило, чтобы пацан с двумя ходками за плечами, отмотавший на зонах семь лет, опустил голову и выбрался из машины.
– Я сказал, что поеду один, – бесстрастно напомнил Карл, – чего молчишь? Не на допросе.
Тридцатилетний пацан потер густо татуированной пятерней подбородок.
– Такое дело… что мы с Матросом подумали…
– Ты в Москве мне нужен. Жди возле «Лондона».
– Оно, конечно… Карл… вместе бы мотанулись…
– Возле «Лондона»… – законный сказал это так холодно, что блатному показалось – воздух замерз и будто на его лице появились колючие кристаллики льда.
Карл повернулся на каблуках и сел в «Волгу». До дома казначея общака оставалось совсем немного.
«Зря я на них наехал, – оттаял Карл, глядя на то, как джип разворачивается на узкой дороге, – пацаны видели, что я психанул, вот и решили подстраховать».
Глухие ворота в ограде раздвинулись сразу, лишь только «Волга» показалась на подъезде. Карл заехал в пустой двор. Он увидел аккуратно подстриженные кусты, на скамейке лежала забытая газета. Из поливочных форсунок разлетались мелкие, как туман, капли воды. Ветер сносил их, на бетонной дорожке проступал темный влажный след. Несмотря на то что было прохладно, балконная дверь на втором этаже – в комнате, где проводил дни прикованный к инвалидной коляске казначей общака Монгол, оставалась открыта. Легкие шелковые занавески то вылетали на улицу, то их втягивало в дом.
Казалось, время давно остановилось за высоким забором, казалось, что неделями, а то и месяцами здесь не появляются визитеры, гости. Но Карл знал, что это впечатление обманчиво, просто Монгол не любит лишней суеты и показухи.
Именно сюда, в этот дом тянулись многочисленные нити криминальной Москвы и Подмосковья. За кирпичными стенами особняка решались судьбы бизнесменов, фирм, группировок, задолжавших в общак или пытавшихся его игнорировать. Не один смертный приговор был произнесен бледными губами Монгола. Он мог шепнуть всего пару слов, а уже к вечеру в новостях сообщали о том, что в СИЗО конвойными обнаружен изувеченный труп арестованного банкира, работавшего под криминальной «крышей», пообещавшего накануне следователю сделать чистосердечное признание, назвать имена и номера счетов. Только почему-то следователь отправил арестованного банкира обратно в камеру, отложив допрос на завтра.
Какими путями добывалась и стекалась сюда информация, какими путями доставлялась в самые отдаленные зоны России, не всегда знал даже Карл. Не было таких стен и преград, не существовало охраны, способной остановить или даже отсрочить приговор тому, кто посягнул на святая святых воровского мира – общак.
По неширокой лестнице Карл поднялся на второй этаж, по дороге ему не встретилось ни охранника, ни обслуги. Дом полнился обманчивой тишиной.
– Один приехал на своей машине, – проскрипел Монгол, он сидел в кресле возле потухшего камина спиной к двери, – зачем пацанов с полдороги на Москву завернул?
– Будь здоров, Монгол, – Карл пожал сухую, словно обтянутую пергаментом ладонь казначея и положил на низкий каменный столик тяжеловатый кейс с деньгами.
Ему временами казалось, что казначей видит каждый его шаг, читает каждую его мысль, предугадывает желания. Вот и теперь Монгол словно увидел в потухшем камине то, что произошло на дороге.
– Зря ты на них наехал, они подстраховать тебя решили, – усмехнулся Монгол, – а о здоровье моем не беспокоишься? Лучше мне с каждым днем. Не знаю уж, что мне доктор вкалывает, но мир в красках теперь вижу. Да и руки чувствовать стал.
– Я привез, как всегда, – Карл положил ладонь на кейс.
– Вижу. Полный кейс «филок». День в день, час в час, минута в минуту. По-другому и быть не может. – Внезапно глаза Монгола, выцветшие от прожитых лет и от увиденного за эти годы, сверкнули. – Как тебе живется?
– Как всегда, – уклончиво отвечал Карл, понимая, что еще не пришло время заговорить о деньгах для выкупа. Нельзя с места в карьер рвать.
– Я о сюрпризе тебя предупреждал. Помнишь?
– Каждое твое слово ловлю.
– Уже давно тебя на свое место мечу. Но братва перед большим сходняком по-другому решила сделать, и мало кто об этом знает. Только те, кто у самого общака стоит. Даже ты последним узнаешь.
– Что решили?
– Подбираются под меня со всех сторон. Кто-то воду мутит, а кто, не понять. На сходняке тебя казначеем поставят, если кто мазу не перебьет. Но за общаком я смотреть по-прежнему буду. Ты «громоотводом» пойдешь, чтобы след сбить. Посмотрим, кто под тебя копать начнет. Молодых много. Никто к тебе пока не подкатывал, не обещал, не предлагал? Может, топтунов «конторских» за собой почуял? Я аккуратно слил, будто тебя казначеем вместо себя предлагать буду. Теперь ко мне все и возвращается. Менты насторожились, «контора» активизировалась. Ей-богу, мусора обоповские – как дети малые. Оказывается, есть еще непуганые идиоты среди генералов, кто верит, будто под моим домом тайники с наличкой и золотыми слитками, – Монгол постучал в гулкий паркет резной самшитовой палкой. – Налетят «маски-шоу», нас с тобой на пол положат, будто мы два кладовщика и по описи ценности один другому передаем.
– Насчет «громоотвода» я сразу понял. Мудро ты решил. Но никто ко мне пока не подходил, и я волну не гоню, – Карл присел на подлокотник кресла, закинул полу плаща на колено.
– Ты как на вокзале, даже плащ не сбросил. У меня разговор есть. Сказать пацанам, чтобы унесли? – восковой ладонью Монгол постучал по крышке кейса, звук получился глухой.
– Говори.
– Правильно. Куда спешить? Пусть полежит. – Монгол чуть дольше, чем следовало, посмотрел Карлу в глаза. – Базар у меня случился с Пашкой-Крематорием. Слыхал про такого?
– И слыхал, и видал не раз, – пожал плечами Карл.
– Что про него слыхал?
«Почему спрашивает? – насторожился Карл. – Ничего нового он от меня не услышит. Сам в десять раз больше знает. С того дня, как мне про сюрприз сказал, „громоотводом“ сделал, крутить стал Монгол».
– Предъявить ему ничего не могу, – наконец произнес Карл.
– Вот уж сразу и предъявить, – сухо засмеялся казначей, – ты и за меня так мазу потянешь, если спросят?