Тонкое оцинкованное железо скрипело, позванивало. Веревка уже была одним концом привязана за кирпичную трубу, сам моток лежал у ног мужчины. Он еще раз приналег, и под отогнутой жестью зачернела довольно широкая, на полметра, щель. Примыкавшие друг к другу дома строились в разное время, с улицы и с дворового фасада промежуток был аккуратно заложен кирпичом и заштукатурен, а сверху его прикрывал жестяной карниз с желобом-водостоком. Мужчина обернулся, дернул веревку, чтобы еще раз проверить – убедиться, крепко ли держится узел. Луч фонарика осветил щель, в самом низу в десятиметровой глубине, на обломках кирпича, из-под пожелтевшей, подрагивающей газеты выглядывал краешек кейса. Павел Глазунов хищно улыбнулся и, погасив свет, сбросил бухту веревки в темноту. Держась за веревку, упираясь ногами и спиной в стены, он стал быстро спускаться, незажженный фонарик держал в зубах. Веревка резала руки, и Павел к середине спуска сообразил, что проще обходиться без нее, упираясь в стены, и спускаться легче, да и подниматься будет проще. Он откинул ее в сторону.
Света вновь высунула голову из люка, мужчина исчез, лишь подрагивала туго натянутая веревка.
«Спускается, он спускается», – Света выбралась на крышу.
Тут веревка ослабла, она уже не гудела, как натянутая струна, а безвольно подрагивала на ветру.
«Все, теперь он не выберется оттуда».
Светлана лихорадочно вытаскивала веревку, пока ее конец не вылетел на крышу и не свернулся змейкой у ее ног.
Павел, почувствовав, что веревка взлетела над ним, что на крыше происходит какое-то движение, мгновенно затаился, кейс он уже держал в руках. И тут над ним в вышине зажегся фонарик, его луч скользил по стене, ширился. Спрятаться было некуда, и вот уже свет кольнул в глаза.
Светлана смотрела на испуганного Глазунова, жмущегося к стене, на кейс, поблескивающий замочками в его руках. И тут снизу ей в глаза ударил яркий, слепящий свет фонаря, от испуга она вскрикнула – высоко и протяжно.
Глазунов мгновенно пришел в себя, лишь только исчез слепящий свет, – он увидел над собой девчонку, которая боялась собственной тени, услышал ее беспомощный тихий вскрик.
– Сучка, – прошипел он, – сейчас я до тебя доберусь. – Он сжал мягкую кожаную ручку кейса зубами и, упираясь в стены ногами, спиной, руками, стал карабкаться наверх.
Светлана слышала, что хриплое дыхание мужчины, тихие ругательства звучат все ближе и ближе.
В отчаянии она крикнула, не рискуя больше приблизиться к черной щели:
– Я сейчас милицию вызову, у меня мобильник есть. Бросайте портфель.
И тут тяжелая рука легла ей на плечо и послышался прокуренный мужской голос:
– Сестренка. Без ментов обойдемся. Поняла?
Светлана медленно повернула голову, над ней возвышался худощавый, но жилистый мужчина со сморщенным, как сушеная груша, лицом, во рту поблескивала золотая фикса. Когда и как он сумел подобраться к ней, Светлана не могла понять, ведь только что она одна была на крыше.
– Я тебя, сучка… – несся из темноты сдавленный хрип.
Девушка кивнула. Хотя она ровным счетом ничего не понимала. Даже не знала, кто оказался рядом с ней – враг или друг. Встреться ей в безлюдном месте типчик с подобной внешностью – не раздумывая бы бежала от него и не оглядывалась. До последнего времени таких друзей у нее не было. Фиксатый махнул рукой, и из-за печной трубы показался сутулый пацан, он быстро, по-кошачьи бесшумно подобрался к краю крыши, присел и с блаженной улыбкой посмотрел на Свету, приложил татуированный палец к губам.
– Тихо, – беззвучно прошептал фиксатый и не подошел, не шагнул, а именно переместился к приятелю.
– Суч… – голова Глазунова показалась над краем крыши.
Тут же пацаны выволокли его, бросили лицом вниз. Фиксатый безжалостно заломил Глазунову руки и сунул к лицу острое лезвие ножа.
– Дернешься, глаза лишишься, падаль.
Сутулый блатной рванул кейс на себя, брезгливо вытер о голову Павла обслюнявленную ручку.
– Он самый. Узнал. А ты, сестренка, кто такая?
– Светлана Железовская. – Девушка была еле жива от страха.
По лицу блатного было не понять, удивлен он или, может, это имя ему вообще ничего не говорит.
– Карла порадую, – сутулый вытащил из кармана мобильник.
Его лицо, подсвеченное синим мониторчиком трубки, приобрело трупный оттенок.
– Карл, мы кейс взяли…
– Ты потише кричи, – проворчал законный в трубку, он уже день как гулял на свободе, – еще не вся улица слышала. Как именно взяли?
– Он у меня в руках. Все, как ты и говорил, пошло… За ним ублюдок притащился…
– Я не сомневался, но уточни.
– Ему язык развяжем… кровью захлебнется. Да, тут сестренка оказалась – Светлана Железовская.
На другом конце линии зависло молчание.
– Понял, – наконец отозвался Карл. – Кейс в порядке?
– Цел, но он за него держался, пока я не видел. Код какой? Сейчас и проверим, все ли на месте.
– Я с блатным говорю или с гимназистом-отличником? Код ему нужен, – рассмеялся Карл.
– Сейчас, – блатной прижал трубку плечом к уху и двумя руками завертел диски на кейсе.
Чуткие пальцы улавливали малейший щелчок, крышка поднялась. Сутулый скомкал газету и зашелестел пачками. Лицо его вытянулось, глаза недобро блеснули.
– Тут, Карл… – блатной говорил с трудом, – лажа такая, «куклы» вместо «филок». Фуфел конкретный… Бумага резаная… Только сверху «хрусты» настоящие.
Фиксатый, уже успевший связать руки снайперу веревкой, давил ему коленом затылок и тянул шею, пытаясь заглянуть в открытый кейс.
– Ты при девчонке базар фильтруй, – бесцветным голосом напомнил Карл, – она к фене не приучена. Собирайтесь все и ко мне. Кейс не забудь.
Светлана спускалась с крыши молча, весь страх, пережитый ею на крыше, вернулся теперь страшной усталостью.
«И все зря, – подумала она, – все зря».
Глазунов не пытался дернуться. Фиксатый вел его аккуратно, обхватив сзади и вдавив лезвие ножа в горло. Только пошевели головой, и мигом будет перерезана сонная артерия. На выходе из подъезда Сутулый без лишних слов ударил Глазунова кулаком в темечко. Снайпер мгновенно обмяк. Фиксатый бросил его на пыльную площадку.
– Машину подгони, а я его стреножу и пасть заткну.
Неприметные «Жигули» въехали во двор задом. Связанного по рукам и ногам бесчувственного Глазунова затолкали в багажник. Фиксатый галантно распахнул дверцу, предлагая Светлане сесть.
– Я тебя, сестренка, остановить хотел, как только ты из люка голову высунула, – старательно подбирая слова, говорил Фиксатый, – но боялся козла спугнуть. Мы за трубой прятались. При нем пушка могла оказаться.