Не помню, кстати, говорил он хоть что-то или нет? Надо, наверное, чем-то его для начала покормить, чтобы не сразу валиться в постель… Черт, а как хочется сразу… Любка же не велела его кормить… Хотя налить ему чаю и дать бутерброд, наверное, можно… Она достала из буфета чашки, тарелки, нарезала хлеб, вынула из холодильника сыр, масло, зелень, коробочку конфет. И хватит с него. Выпить не предложу, он же за рулем. И не факт, что он сегодня не уедет несолоно хлебавши.
Не факт! Надо взять себя в руки, забыть про энтомологию и встретить его просто как доброго знакомого. Да, именно так! Это нужно, чтобы не растечься в сироп, чтобы не дать ему в руки такой козырь… Нет, я буду спокойна, я должна, просто обязана повести себя разумно и прилично! А что это он как долго не едет? И слава богу, есть время привести себя в чувство…
И когда у дома посигналил его джип, она была уже почти спокойна.
Накинула на плечи теплую шаль, сунула ноги в валенки и выскочила, чтобы открыть ворота.
Но он уже сам открывал их.
— Беги в дом, простудишься! — распорядился он как-то буднично, как будто это невесть какое привычное дело — он приезжает домой, а она выбегает в валенках открыть ему ворота. Совсем не романтично, не, волнующе. Мурашки не побежали. Пчелы не жужжат. Отлично, просто превосходно! Однако она не послушалась и не ушла в дом, а когда он въехал на участок, кинулась закрывать ворота.
— Что ж ты какая упрямая, а? И непослушная?
— А почему я должна вас слушаться? Вы небось думаете, что я курица?
— Ну что ты, какая ты курица? — нежно улыбнулся он. — Ты — пава! Пава с голосом горлицы…
— Интересное сочетание. Заходите в дом.
— Как ты мне нравишься вот такая — в платке, в валенках… Как жаль, что в этом доме нет печки, даже камина нет…
Что он несет, зачем ему печка?
— Вам захотелось порубить дрова?
— Нет, — засмеялся он, — просто камин или лучше печка хорошо вписываются…
— Во что?
— Да так, неважно… Ну, здравствуй, моя хорошая!
— Здрасте! Чаю хотите?
— Нет, я хочу водки!
— Но вы же за рулем!
— А если я не уеду сегодня?
— Ну дело ваше, тут места много. Можете лечь в кабинете.
— Элла!
— Что?
— Ты прости меня. Я знаю, я повел себя глупо, это по меньшей мере. По-хамски… Но ты должна понять… У меня было большое горе.
— Я знаю и очень вам сочувствую.
— Не надо этого. Дай мне сказать.
— Слушаю вас!
— Ох, какая ты… Я думал, что в том состоянии… был тебе не нужен. Мне казалось, что уже ничего хорошего в жизни не будет… К тому же заболела мама… Срывалась экспедиция… Словом, я впал в депрессию…
— Очень типично для мужчины.
— Что?
— Впасть в депрессию, вместо того чтобы пытаться как-то разрулить ситуацию. Можно еще уйти в запой, начать ширяться или.., загулять с тощими девками! — вне себя от злости выкрикнула Элла.
Он посмотрел на нее и расхохотался.
— Что это вы тут ржете?
— Ну иди ко мне, не злись, хотя тебе идет, глаза потемнели.., ты знаешь, что ты самая красивая женщина на свете?
— Чушь собачья!
— Ты не дала договорить. Для меня ты самая красивая женщина на свете. Хочешь — верь, хочешь — нет! И самая милая. И самая желанная…
Откуда-то появилась золотая пчелка и начала жужжать над ухом.
— Вот в это поверю, на данный момент.
— У тебя что, комплекс неполноценности? Из-за твоей полноты? Ты выбрось эту чушь из головы, я лично давно уже выбросил. Знаешь, еще год назад я даже предположить не мог… Но стоило мне тебя увидеть, как я вдруг понял, что ты.., моя женщина.
С первого взгляда. Ну хватит дуться, иди ко мне!
— Вы тут много чего наговорили о своих вкусах и чувствах. А вы про мои спросили? Да, не спорю, я в какой-то момент поддалась.., ну тогда… Просто у меня давно не было мужчины…
Он вспыхнул:
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
По спине испуганно забегали мурашки. Вдруг он и вправду уедет? Но она молчала, из глупой гордости, от обиды.
— Хочешь, чтобы я уехал, скажи?
Она молчала.
— Молчание — знак согласия. Только на что ты согласна, а?
Он подошел к ней, погладил по голове, она рванулась было, но он ее удержал и обнял.
— Дурочка, гоноровая пани, я же просил прощения, осознал свои ошибки. А ты тут хорохоришься… — Он все продолжал гладить ее по головке как маленькую. Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в грудь. — Помнишь, я спросил у тебя насчет мурашек, а? Бегают?
— Кажется, да.
Он поцеловал ее в шею под левым ухом.
— А теперь? Посмотри мне в глаза и скажи честно! — Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. Но она уже ничего не видела из-за ослепительного блеска золотых пчел и ничего не слышала из-за их жужжания…
Утром он уехал. Обещал вернуться вечером.
А она, когда закрывала за ним ворота, подумала: он обещал вернуться, но уверенности в том, что вернется, нет ни малейшей. Значит, я не стану его ждать. По крайней мере не буду жить этим ожиданием. Она быстро собралась и уехала в Москву. На мгновение пожалела, что не попросила его довезти себя до города, а потом решила: и слава богу! Дел в Москве у нее сегодня не было, запись на радио предстояла только послезавтра, но она решила пробежаться по магазинам, ведь совсем скоро у нее будет новая кухня, а кастрюли, например, у нее старые и некрасивые, еще бабушкины. Но сначала она отправилась в салон к Маше. Там ей сказали, что Маша сегодня не придет, плохо себя чувствует. Элла помчалась к ней.
— Ой, Элка, как хорошо, что ты приехала!
Машка плохо выглядела, была бледная, несчастная, под глазами темные круги.
— Что с тобой? Токсикоз?
— Да. Первое время я так прекрасно себя чувствовала, а теперь началось. Чуть что, бегу блевать, кошмар какой-то!
— Ничего, это, говорят, проходит.
— Да, но пока пройдет! Элка, какая ты умница, что пришла! Как ты там? Как твой ремонт?
— Да я первым делом к тебе…
— А что случилось?
— Ничего.
— Ой, не ври! Меня не обманешь! У тебя такой вид…
— Какой?
— Свежепотраханный!
— Машка! — слегка смутясь, фыркнула Элла.