И вот, без цели шатаясь по лесу, Андрейка выбрался на поляну и нос к носу столкнулся с человеком, сидящим под колесами машины-бочки. Машина была темно-зеленого цвета, в пыли, и даже на расстоянии пахла бензином и чем-то еще, не очень приятным. Человек еще не видел Литуновского, сидел, спокойно посасывая травинку, и легким, тоскливым взглядом глядя куда-то в небо.
Под ногами треснула ветка, Литуновский испугался, а мужчина поджал ноги и почему-то быстро положил руки на затылок. Потом, разглядев среди листвы малыша, почему-то покраснел и глубоко вздохнул.
– Это ты, малый?
Делать было нечего, это был он, Литуновский, поэтому из кустов пришлось выйти и поздороваться также пришлось.
– Ты что здесь делаешь один? – тихо спросил человек.
– Запрещено.
– Что з-запрещено?
Выяснилось, что страшный человек еще и заикается.
– Приближаться к человеку на «говновозке».
Мужчина понимающе кивнул, но вместо того, чтобы удалиться – поскольку находиться рядом запрещено, – похлопал по земле рядом с собой. Маленький Литуновский подумал, подошел и уселся на указанное место. Ничего предосудительного он пока не видел. В любом случае, убежать он успеет всегда, так как из садовской группы он бегает лучше всех.
– Хочешь прокатиться? – Страшный человек кивнул на машину.
– Еще бы, – сразу ответил маленький Литуновский.
По дороге они заехали в Лубянское, деревню-соседку Курульды, и там страшный человек купил Андрейке маленького петушка на палочке. Потом ездили к какой-то помойной яме, мужчина работал, и когда влез в кабину, от него пахло не очень приятно.
По дороге обратно человек, ловко управлявшийся с рулем, объяснил маленькому спутнику, что «тюремная говновозка» – название нехорошее. Это обычный «ГАЗ», служащий людям. Просто некоторые люди не любят человека за то, что он отсидел в тюрьме.
– А зачем ты в ней сидел? – спросил пацан.
– Видишь ли… Потому что я, когда был моложе, совершил глупость. Когда ты совершаешь нехороший поступок, с тобой как поступает дед?
– Садит на стул в углу комнаты и до конца дня не разговаривает.
– И меня посадили. И не разговаривали семь лет.
– Я бы так не смог, – признался Андрейка.
– Я тоже думал, что не смогу, – возразил водитель. – Но потом понял, что нужно смочь. Ради себя нужно смочь.
– Сколько меня ни садили, я так и не понял, – признался маленький Литуновский. – Сарай спалил. Свинью беременную по двору загонял, пока дома никого не было. Дедову водку в чулане вылил, а вместо нее в бутылку керосину налил. Дед вечером пошел впотай от бабки выпить…
Человек рассмеялся и вытер грязной рукой под носом.
– Что ты смеешься? – обиделся Андрейка.
– Не любишь, когда пьют?
Малыш подумал и пожал плечами. Отец и дед, самые близкие ему люди, пили всегда мало, и ничего плохого от этого никогда не случалось.
– Приехали, – сообщил мужчина, и Андрейка, встав на пол кабины, посмотрел через стекло. Увиденное его потрясло и испугало. Машину в деревне встречали около десятка мужиков, среди которых находился и дед. Андрейка понял, что расправы ему не миновать, и очень удивился, когда человека вытащили из-за руля и принялись бить ногами и руками.
Тот не просил пощады, ничего не доказывал, а только лежал на земле, поджав под себя ноги, и закрывал голову руками со скрюченными пальцами.
Маленький Литуновский завыл, как щенок, сжимая в липком кулачке обсосанный леденец, предполагая, что его вой остановит деда и его спутников, однако случилось наоборот. Этот плач привел мужчин в исступление, и они принялись бить человека вдвое старательнее и сильнее.
Какой-то доброхот из Лубянки, заметив внука директора школы с бывшим зэком, позвонил прямо в школу. А спасла ситуацию какая-то бабка, выбежавшая на дорогу с платком в руке.
Она что-то кричала, кого-то проклинала, и все остановилось лишь после того, как она бросила в пыль дороги платок.
Дед вытащил внука из машины, унес домой и успокоил, но с этого дня Литуновский возненавидел деда, наотрез отказывался уезжать к нему на лето, и еще около пяти лет вспоминал доброго, плохо пахнувшего человека, прокатившего его на машине, ничего не запрещавшего и купившего леденец. Больше того человека Андрей никогда не видел, но все пять лет он мучился от догадок о том, что с ним сделали после того, как закончилось избиение. Андрей помнил каждую минуту той встречи и мог сразу воспроизвести ее в памяти, возникни такая необходимость, но за проблемами новых, наступающих дней, она заслонилась и померкла.
Почему же вспомнил сейчас, спустя почти тридцать лет, о том случае?
Потому что по дороге, приближаясь к Летуну, мчалась темно-зеленая ассенизаторская машина «ГАЗ». За ее лобовым стеклом, в районе зеркала, болтались какие-то вымпелки, бахрома, словом, все, что не нужно дома, а для машины данного предназначения вполне сгодится.
Не колеблясь ни секунды – Литуновский для того и сидел в кустах черемухи целых полчаса, – он вышел на дорогу и поднял руку. Смешно поднял, скособочившись на левый бок. Выше пояса рука не поднималась, спасибо ефрейтору.
«ГАЗ» притормозил, придавив мордой колеса, выровнялся и остановился около зэка уже так, словно мчал сюда только для того, чтобы забрать этого попутчика.
– День добрый, – волнуясь, поздоровался Литуновский. Он впервые за истекший год видел человека, не связанного ни приговором, ни долгом службы. – Я в лесу немного заблудился… Собирал грибы, потом потерял корзинку, а потом и сам потерялся. До Назарова, а? Только денег нет.
– Садись, садись, – бросил водитель-погодок, разглядывая грибника в майке, брюках от зоновской униформы и кирзовых сапогах.
Около четверти часа они ехали молча. Водитель, по всей видимости, попался не из болтливых, а Андрей просто не знал, с чего начать разговор. Наверное, нужно проклясть дремучую тайгу, из-за которой он потерял корзинку и заблудился, рассказать эту историю правдоподобно, чтобы не вызвать лишних подозрений, а также поведать о том, из какой деревни вышел. Никаких населенных пунктов помимо Кремянки Андрей не знал, но было бы глупо утверждать, что он оттуда. Фанаты розыска грибов, несомненно, на планете существуют, но вряд ли среди них есть такой, кто решился бы углубиться в тайгу с лукошком на сто километров. Именно на таком расстоянии располагалась отсюда Кремянка. И тем страннее звучала бы просьба довезти до Назарова. Андрей тушевался, молчал и думал, как попросить попить и, если есть такая возможность, поесть. Ситуацию неожиданно спас водитель.
– Вот что, братка, – пробормотал он, роясь рукой за сиденьем. – В Назарово тебе сейчас нельзя. В момент слотошат. На-ко, поешь для начала, а потом я тебя к сеструхе в Смоленский увезу.
Андрей впился зубами в бутерброд с колбасой и стал жадно глотать непривычную для себя пищу.