– Договорились.
Гафар не стал покидать скверик вместе с ними. Попрощавшись, он вновь опустился на скамейку. Машинальным движением поправил на глазу повязку и единственным черным, как у ворона, зрачком уставился на неподвижную гладь озерца.
Владимир с Джавлатом вернулись к машине. Ливанский наемник разместился за рулем. Локис занял место рядом.
– Этот человек должен знать, где находится твой друг, – Джавлат тронул автомобиль в том направлении, о котором сообщил ему информатор.
– Надеюсь, – негромко откликнулся Локис и после короткой паузы добавил: – Ушло слишком много времени.
Джавлат недовольно поморщился, как бы отвергая упрек своего нового русского друга.
– Я уже говорил тебе: Захир-Наиму сейчас не до того. Если твоего друга не убили сразу, значит, к настоящему моменту он до сих пор жив.
Локис промолчал. Больше к этой теме они не возвращались. Ни к этой, ни к какой-либо другой. В течение пути ни один из мужчин не проронил ни слова. Лишь когда машина свернула на вторую примыкающую дорогу, Джавлат буркнул что-то себе под нос, но Локис не разобрал сказанного.
Синий указатель бросился в глаза почти сразу – так же, как и белый двухэтажный дом со слегка покосившейся черепичной крышей за ним. Никакого автотранспорта на подъездной дорожке не было. Джавлат прижал машину к обочине и выключил зажигание.
– Прогуляемся, – пояснил он свои действия.
Локис был согласен с таким решением. Не хватало еще преждевременно спугнуть посланца Захир-Наима. Найти его вторично, даже в таком маленьком селеньице, как Изз-Ал-Дин, будет весьма проблематично. Владимир снял оружие с предохранителя.
Поскрипывая попадавшимися под ноги песчинками, мужчины целенаправленно двинулись к грязно-белому строению. Локис шел впереди. Джавлат придержал его за плечо.
– В дом я зайду один, – сказал он. – Ты приглядывай за периметром.
– Хорошо.
Когда им оставалось преодолеть последние десять метров, на крыльцо дома вышла сухонькая женщина с покрытой черным платком головой. Она прошла к дороге, взмахнула ведром, выплескивая помои и, лишь после этого повернув голову, заметила незнакомцев. При виде славянской внешности Локиса у нее, как и у большинства местных аборигенов, появилась настороженность во взгляде. Джавлат приветственно взмахнул рукой.
– Доброе утро.
Женщина слегка наклонила голову. Ливанец жестом дал знать Владимиру, чтобы тот оставался на месте, а сам приблизился к хозяйке съемного жилья. Пустое ведро в ее правой руке со скрипом раскачивалось из стороны в сторону.
Локис поднял голову. Два окна второго этажа дома выходили на дорогу. Одно торцевое было полностью скрыто от посторонних глаз густо разросшимися виноградными листьями.
Переговоры Джавлата с женщиной в черном платке были недолгими. Владимир не слышал, о чем они говорили, а даже если бы и слышал, все равно не сумел бы понять ни слова – разговор шел на арабском. Зато боец-контрактник видел, как женщина кивнула и указала рукой на окна второго этажа. Джавлат улыбнулся, адресовал собеседнице еще пару фраз, а затем поднялся на крыльцо. Правая рука наемника нырнула в боковой карман куртки. Женщина поставила ведро на землю. Видимо, Джавлат посоветовал ей пока не входить в дом.
Локис ждал. Время тянулось бесконечно долго. Никаких посторонних звуков не долетало из недр здания до слуха молодого человека. Ни выстрелов, ни шума борьбы, ни криков… Ничего. Все было тихо.
Женщина тоже не двигалась, располагаясь в каком-то метре от каменного крыльца.
На фоне одного из застекленных окон мелькнула тень, потом фрамуга откинулась в сторону и в проеме показалось осунувшееся лицо Джавлата с аккуратной мефистофельской бородкой. Он махнул рукой, подзывая Локиса.
Владимир быстро зашагал к дому.
– Что? – крикнул он.
– Поднимайся, – последовал лаконичный ответ, после чего голова Джавлата скрылась внутри.
Локис буквально взбежал на крыльцо, минуя слегка растерявшуюся хозяйку.
* * *
Захир-Наим тяжело уронил голову на скрещенные руки. За последние десять минут его мобильник, притороченный к брючному ремню, звонил уже дважды, но боевик не находил в себе сил ответить на вызов. Наркотический дурман окутал его сознание. Брошенная мимо пепельницы папироса с марихуаной еще дымилась. Захир-Наим уже и не помнил, какая это по счету за сегодняшний день. Чувство реальности было утрачено. Образы прошлого, попеременно сменяя друг друга, скользили перед затуманенным остекленевшим взглядом араба…
…Его били. Били долго и сосредоточенно. Захир-Наим даже сейчас помнил каждый этот удар. Он почти физически ощущал их…
– Что ты делал в Бейруте? Кто послал тебя?
Неверный в форме лейтенанта израильской регулярной армии, нависнув над пленником, говорил резко и отрывисто. Его слова были похожи на лай бешеной собаки.
Захир-Наим облизал окровавленные губы и отвернулся. Отвечать на вопросы врага он не собирался. Ни на один из них. Пусть хоть ему вырвут сердце и бросят на корм свиньям, он будет молчать. Неверные не должны узнать о планах генерала Абдалазиза в целом и о задании, данном Захир-Наиму в частности. То есть они могут узнать обо всем этом из каких-либо иных источников, но от него, Захир-Наима, они не узнают ничего…
– Не будешь говорить?
Лейтенант достал нож. Лезвие промелькнуло перед лицом плененного араба. Человек, стоящий слева, схватил Захир-Наима за волосы.
Все было кончено. Боевик прекрасно осознавал, что живым из рук неприятеля ему уже не выбраться. Как любой уважающий себя слуга Аллаха, ступивший на путь борьбы с неверными, Захир-Наим был готов к тому, что рано или поздно ему придется умереть. Так почему бы не сейчас от руки этого лейтенанта? Захир-Наим не страшился смерти…
– С тобой был еще один человек, – острие ножа уперлось пленнику в щеку. – Кто он? Как его найти? Где он сейчас? Скажешь, и я клянусь, мы отпустим тебя…
Клятвы неверных ничего не стоили. Для них не существовало понятия чести. Сегодня они говорят одно, а завтра – совсем другое.
Человек, которым интересовался лейтенант израильской армии, был родным братом Захир-Наима. Луджин… Ему удалось вырваться из неприятельского кольца во время облавы в Бейруте. Захир-Наим надеялся, что Луджину удастся добраться до генерала и сообщить тому о провале операции. Обо всем этом он, разумеется, тоже не собирался откровенничать с лейтенантом неверных…
Луджин!..
Образ брата тоже промелькнул в сознании Захир-Наима. Араб приподнялся над столом, потянулся к обороненной папиросе, ухватил ее и вставил между передних, желтых от никотина зубов. Глубоко затянулся.
Луджин был не таким, как он. В отличие от своего родного брата он любил и ценил жизнь. Захир-Наим не помнил, когда последний раз на лицо его ныне покойного брата набегала мрачная тень. Казалось, Луджин улыбался всегда, даже в минуты опасности. Таким Захир-Наим и запомнил брата. Улыбающимся, жизнерадостным, легким движением поправляющим вечно спадавшую на лоб челку.