Открылась дверь приемной, ведущая из коридора, и появилась массивная крепкая фигура водителя Леонида Чижова.
— Кать, ну чего там? Мне велено было к восемнадцати машину подавать, пришлось с техосмотра уезжать, а у меня уже и очередь подошла… Теперь только через три дня удастся. Знал бы, что так долго, остался бы. Или случилось что?
— У Татьяны Геннадьевны посетители со сложным вопросом, а потом еще Сергей Михайлович записан на прием, так что даже не знаю… Наверное, не меньше получаса. Ты, Ленечка, почему меня не слушаешь?
— А чего? — как-то совсем по-детски спросил огромный мускулистый Чижов.
— А того, что я тебе сто раз говорила: если не знаешь точно расклад — позвони мне, я тебе все скажу, чтобы тебе зря не ездить и лишнего не ждать. Позвонил бы мне, я бы тебе сразу сказала, что раньше семи вечера Татьяна Геннадьевна точно не освободится. А ты как тот солдат: получил команду — и тупо выполняешь. Инициативу надо проявлять, Ленечка.
На лице Чижова проступила такая растерянность, что секретарь не выдержала и фыркнула.
— Давай я тебе чайку налью, у меня шоколадка есть. Хочешь?
— Давай, — охотно согласился Чижов.
Взяв чашку с чаем и половинку шоколадки, водитель устроился на стуле, стоявшем у другой стены, прямо напротив Саблина, который, с завистью оценив великолепную физическую форму Леонида, невольно переключился мыслями на Каширину. Правда или нет, что этот парень — ее любовник? С одной стороны, она женщина, безусловно, и красивая, и обаятельная, но, с другой стороны, она старше его лет на двадцать. И если мужской интерес Леонида к Татьяне Геннадьевне был бы Саблину совершенно понятен, то вот интерес зрелой умной женщины к такому молодому и не особенно умному, хотя и накачанному, мужику был для него необъясним. Нет, он в принципе знал о существовании женской тяги к молодому здоровому мужскому телу, но Татьяна Геннадьевна никак не производила впечатления женщины, которой такой интерес мог быть свойственен. Ей нужен партнер-ровня, друг, собеседник, человек с таким же жизненным опытом, как у нее самой. С молодым необразованным Ленчиком ей было бы скучно. Но ведь она, как говорят, притащила его за собой сначала из областного центра в прокуратуру, а потом и в администрацию. Значит, за этим что-то стоит. И все равно непонятно. Как-то не вяжется с образом той Кашириной, который сложился в голове у Сергея.
А может, все это досужие сплетни? Может, нет у нее никакого любовника? Интересно, если бы он спросил у Глеба об этом, какой ответ получил бы? Глеб, дурачок, тоже завел эту песню о том, что якобы Саблин нравится Кашириной. Ольга сколько раз говорила об этом… Неужели правда? Сергей был уверен, что Ольге просто показалось, сыграла злую шутку обыкновенная бабская ревность. Дурь. Но разве Ольге свойственно хоть что-то бабское? Однако сам Саблин ничего такого не замечал. Нет, не так. Он замечал, но не придавал значения, потому что не чувствовал Женского Зова. Не было его, в этом Сергей мог бы поклясться. А зачем же тогда…
И вдруг его словно ледяной водой обдало. Все его неприятности начались именно после того, как он пошел к Кашириной с рассказом о рицине. Через пару недель после этого он уехал в Барнаул на учебу — и началось… Вихлянцев. Да нет, не может быть, это просто совпадение по времени. Какое отношение может иметь Вихлянцев со своими происками и попытками сместить Саблина с должности к тому, что Татьяна Геннадьевна узнала о рицине? Господи, чего только не взбредет в истерзанную проблемами башку!
— Ленечка, еще налить чайку? — послышался голосок секретаря.
Саблин перевел взгляд на Чижова, сидевшего напротив. Тот поднял глаза и встретился взглядом с Сергеем.
Светлые холодные глаза, спокойные, сосредоточенные и какие-то до боли знакомые. Где Саблин мог видеть эти глаза? Когда? Нигде и никогда, потому что Леню Чижова, водителя Кашириной, он встречал много раз, но ему и в голову не приходило пристально его рассматривать. Нет, нигде и ни при каких обстоятельствах Сергей Саблин не мог видеть этих глаз.
Так о чем он думал? Ах да, о своих неприятностях, которые начались после визита к Кашириной. Теперь его настигла настоящая слава: после убийства Вихлянцева невозможно спокойно пройти по коридорам здания мэрии, каждый второй останавливается и спрашивает о ходе следствия, при этом многозначительно похмыкивая и всячески давая понять, что не сомневается в виновности начальника Бюро судмедэкспертизы. Особенно стараются демонстрировать «дружеское расположение» руководители комбината, на котором погиб Алексей Вдовин. У них были особые причины «сильно любить» Саблина. Да, слава… Настигла…
«У славы и опалы есть одна
Опасность: самолюбие щекочут…»
Хорошо сказано. Наверное, человек, который постоянно открывал сборник стихов именно на этом месте, обладает недюжинными амбициями и страдает от своей непризнанности и непонятости. Или… Это стихотворение напечатано на одной стороне, справа. А может быть, ему нравилось не оно, а как раз то, что слева? Что же там было слева?
Саблин напрягся, мысленно восстанавливая перед глазами страницу. Вот! Есть! «Людей неинтересных в мире нет…» Как же там написано? Нет, текста, написанного на странице, он не вспомнит. И само стихотворение тоже. Вероятно, в юности, когда он читал Евтушенко, оно ему либо не попалось совсем, либо попалось, но не запомнилось.
Он встал и подошел к секретарю, которая продолжала мирно раскладывать пасьянс «Паук» на четырех мастях.
— Простите, можно мне воспользоваться Интернетом? — попросил он. — Буквально на одну минуточку. Я быстро.
— Да ради бога, Сергей Михайлович.
Она отодвинула от стола кресло, в котором сидела, чтобы Саблин мог подобраться к клавиатуре. Он быстро вышел в поисковик, нашел нужный сайт, а на нем — нужное стихотворение. Пробежал глазами.
И помертвел.
— Я отойду на пять минут, — сказал он. — Мне нужно жене позвонить. Если Татьяна Геннадьевна освободится — я буду в коридоре.
— Конечно, — кивнула секретарь, занимая свое место и снова открывая пасьянс.
Саблин кинулся в коридор, на ходу вытаскивая из кармана мобильник и ища в активе номер дежурной части, попутно пытаясь вспомнить, когда, какого числа состоялся его разговор с Тасконом. Что сказал Лев Станиславович? Что он ездил в больницу к Изабелле Савельевне. И потом, вернувшись в Бюро, он наверняка заходил к Светлане и рассказывал, как там дела у Белочки. Не мог не зайти. Значит, Света должна точно помнить, в какой день это было.
Он сбросил уже найденный номер дежурной части и позвонил Светлане. Она немало подивилась такому странному вопросу, но, конечно же, вспомнила: Лев Станиславович заходил к ней с известиями из больницы, где лежала Сумарокова, в понедельник на прошлой неделе. А на следующий день, во вторник, она уже сама ездила навестить больную. Теперь можно было звонить в дежурную часть с вопросом: кто дежурил в составе следственно-оперативной группы в сутки с утра прошлого воскресенья до утра понедельника.