– Отчего не помню? Конечно, помню! У дяди Сурена голова пока что работает! Возле ресторана я его высадил, на Московском проспекте. На букву «П» называется… то ли «Пилястр», то ли еще как…
– Ну, вот отвезите меня туда.
– А тебе зачем, красавица?
– Надо, дядя Сурен!
– Вах, красавица, если надо – отвезу, только нехороший этот ресторан! – Водитель покачал головой. – Такой девушке, как ты, совсем там не место!
– Я туда не развлекаться еду, – коротко заметила Людмила, и армянин замолчал, видно, понял, что дело у нее серьезное.
– Дядя Сурен, – спросила через некоторое время Людмила, – а вы того пассажира, что куртку потерял, хорошо запомнили?
– Запомнил, а как же, – солидно кивнул водитель, – у меня работа такая, что все запоминать нужно.
– Что он за человек, как думаете?
– Если честно тебе сказать, то дрянь человек, ничего в нем хорошего нету, – ответил Сурен, – пьяный был, и не то чтобы сильно, до машины своими ногами дошел. И все болтал по дороге, хвастался, какой он крутой, какие люди ему доверяют. Я не больно слушал – неинтересно, да еще у него каша во рту, много букв не выговаривает… Я оттого и не видел, что он куртку забыл, что смотреть на него неохота было…
Через полчаса они подъехали к ресторану, расположенному недалеко от Московских Ворот.
Назывался ресторан «Пиастр», но то буква «И», то буква «А» гасли, и название приобретало какое-то странное и двусмысленное звучание. Перед самой дверью вполголоса разговаривали два подозрительных типа.
– Вах, не надо тебе сюда ходить! – повторил водитель. – Нехорошее место! Нехорошие люди!
– Дядя Сурен, мне всю жизнь говорили, что мне надо, а чего не надо. Теперь я сама буду это решать! – С этими словами Людмила накинула на голову капюшон чужой куртки, выбралась из машины и направилась к дверям ресторана.
– Но я тебя здесь подожду! – проговорил ей вслед водитель.
Людмила вошла в ресторан и огляделась.
Дядя Сурен был прав: это и впрямь было не слишком приятное место. Большинство посетителей ресторана составляли бледные, изможденные личности с красными, лихорадочно блестящими глазами. Некоторые из них были неестественно возбуждены, то и дело беспричинно смеялись и слишком громко говорили, другие, наоборот, выглядели полусонными и подавленными. Между столиками прохаживались вульгарные девицы в немыслимо коротких юбках и с запредельным макияжем. Они подсаживались то к одному клиенту, то к другому и о чем-то вполголоса говорили.
Не задерживаясь, Людмила прошла к стойке бара, за которой стоял здоровенный детина с цепкими, пронзительными маленькими глазками.
– Чего хочет дама? – спросил он, быстро оглядев Людмилу.
– Дама хочет рюмку текилы, – ответила та и добавила, понизив голос: – А еще дама хочет поговорить с Витей.
– С каким еще Витей? – осведомился бармен.
– С Витей Герычем, – как можно увереннее сказала Людмила.
– Не знаю такого! – процедил бармен, пододвигая Людмиле рюмку и блюдечко с солью и лимоном. – Еще что-нибудь?
– Ну, знаешь не знаешь, а ты ему передай, что у меня для него есть информация. И имей в виду, информация скоропортящаяся, так что лучше не слишком тяни!
Кажется, у нее получилось сказать это небрежно. На самом деле Людмила жутко боялась. А вдруг передача уже состоялась? И там была подстава, так что записка уже не нужна, Витя и так все знает. И сорвет на Людмиле злость.
Бармен с выжидающим видом наблюдал за Людмилой. Она взглянула на какого-то парня и удивленно спросила бармена:
– А этот-то что здесь делает?
– Кто? – Бармен проследил за ее взглядом, и Людмила, воспользовавшись этим, незаметно вылила текилу под стойку. Крепкие напитки в ее положении противопоказаны. Вот лимончик как раз подойдет.
– Кажется, обозналась! – проговорила она. – Приняла его за знакомого.
Затем, выразительно взглянув на бармена, Людмила сделала вид, что лихо опрокинула рюмку текилы, лизнула соль и завершила композицию лимоном.
Бармен задумчиво проследил за судьбой лимона, потер переносицу и проговорил:
– Ладно, видишь дверь слева от стойки? Иди туда!
Людмила кивнула.
Слева от барной стойки действительно была неприметная дверь, перед которой со скучающим видом сидел тощий сутулый парень с крысиной физиономией.
Людмила подошла к двери с самым независимым видом.
– Куда это ты направляешься? – прошипел сутулый парень, поведя носом, как настоящая крыса. – Не видишь, что написано?
На двери висела табличка с традиционной надписью: «Посторонним вход воспрещен».
– Вижу, – невозмутимо ответила Людмила. – Так это посторонним, а я – не посторонняя. У меня к Вите дело.
– Ишь ты какая! – хмыкнул привратник, но тут он перехватил взгляд бармена и кивнул: – Ну, если у тебя дело – так и быть, проходи!
Он посторонился. Людмила толкнула дверь и оказалась в маленькой, заставленной мебелью комнате.
Посреди этой комнаты стоял массажный стол, на котором возлежал толстый полуголый мужик, похожий на откормленного кабана. Вокруг стола расхаживала китаянка в коротком шелковом халатике, разминая жирную спину толстяка.
Увидев Людмилу, толстяк нахмурился и проговорил:
– Ты еще кто такая?
– Я Гены Шепелявого подружка. У меня к тебе дело есть.
Людмила наугад ляпнула кличку Шепелявый, вспомнив характеристику дяди Сурена. Ну, не пройдет – так и ладно. Страх у нее прошел, ею овладела веселая злость, циркачи и карточные шулеры называют это куражом.
– Гены? – переспросил толстяк. – Ну, если Гены, тогда погоди немножко… видишь, я занят! Посиди вон там, журнальчики полистай… – Он мотнул головой в сторону низкого кресла. – А ты, мартышка косоглазая, давай, шустрее работай! За что я тебе деньги плачу?
Массажистка сбросила халатик, оставшись в крошечных трусиках, взвизгнула, ловко вскочила на стол, перебралась на спину Герыча и принялась отплясывать на ней.
Толстяк захрюкал от удовольствия.
Людмила села в кресло и приготовилась к длительному ожиданию.
Китаянка исполнила на спине толстяка все танцы из своего репертуара, слезла и накинула свой халатик. Витя, пыхтя и постанывая, тяжело слез со стола, отсчитал ей деньги и выпроводил прочь. Только после этого он повернулся к Людмиле, внимательно осмотрел ее и проговорил:
– Значит, говоришь, ты Гены Шепелявого подруга?
– Ну да, – подтвердила Людмила, настороженно глядя на толстяка.
– Ты меня за кого держишь? – хмыкнул Герыч. – Думаешь, если я толстый, значит, совсем тупой?
– Да нет… – забормотала Людмила. – Я ничего такого не думаю…