Вскоре он ушел. Ллойд продолжал пить. Отключился где-то в половине десятого вечера и спал пьяным сном на круглой кровати. Спал без сновидений, получив практически равноценную компенсацию за утреннее похмелье.
Когда солнце поднялось семнадцатого сентября, Том Каллен остановился на ночлег чуть севернее Ганлока, штат Юта. Температура воздуха так упала, что он видел пар от своего дыхания. Уши замерзли и онемели. Но чувствовал он себя прекрасно. Этой ночью прошел рядом с разбитой проселочной дорогой и заметил троих мужчин, которые сидели вокруг маленького костерка. Все с винтовками.
Он пытался пробраться мимо них по сильно пересеченной местности – на западной границе бесплодных земель Юты, – когда из-под его ноги посыпались мелкие камешки, скатываясь в русло пересохшей реки. Том замер. Теплая моча полилась по ногам, но он понял, что напустил в штаны, как маленький ребенок, только через час, а то и позже.
Все трое повернулись, двое вскинули винтовки. Укрытие Тома оставляло желать лучшего. Пока он был тенью среди теней, потому что луна скрылась за облаками. А если бы она выглянула…
Один из них расслабился.
– Олень. Их тут полным-полно.
– Думаю, надо проверить, – ответил другой.
– Сунь палец в жопу и проверь, – подал голос третий, и на том дискуссия закончилась. Они вновь подсели к костру, а Том двинулся дальше, ощупывая землю перед собой при каждом шаге, наблюдая, как костер с мучительной медлительностью тает в темноте. Часом позже он превратился в искру на склоне внизу. Наконец исчез полностью, и, казалось, огромная глыба скатилась с плеч Тома. Появилось ощущение, что худшее позади. Он по-прежнему оставался на западе и знал, что должен соблюдать осторожность – родные мои, да, – но опасность уже не подступала так близко, как раньше, когда его словно со всех сторон окружали индейцы и бандиты.
А теперь, когда взошло солнце, он свернулся в плотный клубок в зарослях низких кустов и приготовился заснуть. Надо достать одеяла, подумал он. Становится холодно. Тут сон и забрал его, внезапно и целиком, как и всегда.
Ему снился Ник.
Мусорный Бак нашел то, что хотел.
Он продвигался по коридору глубоко под землей, такому же темному, как горная шахта. В левой руке держал фонарь, в правой – оружие, потому что здесь было жутковато. Он ехал на электрокаре, который практически бесшумно катил по широкому коридору. Тишину нарушало лишь тихое, на пределе слышимости, гудение.
За водительским сиденьем электрокара начинался большой грузовой отсек. В нем лежала атомная боеголовка.
Тяжелая.
Мусорник не знал, сколько она весит в действительности, потому что руками ему не удавалось даже сдвинуть ее. Длинную и цилиндрическую. Холодную на ощупь. И когда он проводил ладонью по изгибающейся поверхности, ему с трудом верилось, что такой холодный, мертвый кусок металла мог дать столько тепла.
Боеголовку он нашел в четыре утра. Вернулся в гараж и взял цепной подъемник. Спустил его вниз и закрепил цепи на боеголовке. Девяносто минут спустя она уже лежала в грузовом отсеке, носом кверху. Там же был выбит номер: «А161410USAF». Литые резиновые шины электрокара заметно просели под тяжестью боеголовки.
Он приближался к концу тоннеля. Впереди был грузовой лифт с приглашающе открытой дверью. Размеров лифта хватало, чтобы вместить электрокар, но электричество, разумеется, отсутствовало. Мусорник спустился вниз по лестнице. Цепной подъемник весил сущие пустяки в сравнении с боеголовкой. Каких-то сто пятьдесят фунтов. И все-таки он затратил немало усилий, чтобы спустить его на пять этажей.
Как же ему поднять на эти этажи боеголовку?
Приводная лебедка, прошептал разум.
Сидя на водительском кресле, посвечивая фонарем в разные стороны, Мусорник согласно кивнул. Конечно, вот правильный ответ. Затащить боеголовку наверх. Установить лебедку наверху и тянуть, если придется, один лестничный пролет за другим. Но где он возьмет пятисотфутовую цепь?
Что ж, пожалуй, нигде. Однако он мог сварить отдельные куски цепи. А выдержат ли сварные швы? Трудно сказать. И даже если выдержат, что делать с поворотами лестничных маршей?
Он наклонился и в молчаливой темноте ласково провел рукой по гладкой, смертоносной поверхности боеголовки.
Любовь найдет способ.
Оставив боеголовку в грузовом отсеке электрокара, он начал подниматься по лестнице, чтобы посмотреть, что отыщется наверху. На такой базе могло быть что угодно. И он не сомневался, что найдет все необходимое.
Миновав два пролета, он остановился, чтобы перевести дух. Внезапно в голове сверкнула мысль: Я облучаюсь? Они экранировали радиоактивные материалы, экранировали свинцом. Но в фильмах, которые он видел по телику, люди, работавшие с такими материалами, всегда носили защитные костюмы и имели при себе пленочные дозиметры, которые меняли цвет в зависимости от полученной дозы облучения. Потому что радиация была беззвучна. И ты не мог ее увидеть. Она просто проникала в твою плоть и кости. Ты даже не знал, что болен, пока не начинал блевать, и терять волосы, и бегать в сортир каждые несколько минут.
Все это ждало и его?
Мусорник осознал, что ему без разницы. Он собирался поднять эту боеголовку наверх. Еще не знал как, но собирался. А потом каким-то образом привезти в Вегас, чтобы загладить вину за содеянное в Индиан-Спрингсе. И если ему суждено умереть, заглаживая свою вину, что ж, он согласен умереть.
– Моя жизнь принадлежит тебе, – прошептал он в темноте и продолжил подъем.
Семнадцатого сентября, около полуночи, Рэндалл Флэгг находился в пустыне. Завернувшись в три одеяла от пальцев ног до подбородка, четвертое он накинул на голову наподобие бурнуса, так, что на виду остались только глаза и кончик носа.
Мало-помалу он выдавил из головы все мысли. Застыл. Звезды над головой сверкали холодным огнем, излучали ведьмин свет.
Он послал Глаз.
Почувствовал, как тот отделяется от него с легким и безболезненным толчком. Глаз полетел, молчаливый, словно ястреб, поднимающийся на темных воздушных потоках. Теперь он слился с ночью. Стал глазом вороны, глазом волка, глазом ласки, глазом кота. Скорпионом, пауком, проскальзывающим в щель. Смертоносной ядовитой стрелой, пронзающей воздух над пустыней. Что бы ни случилось, Глаз всегда будет при нем.
Он летел, не прилагая к этому никаких усилий, а под ним, словно циферблат, раскинулся мир рожденных ползать.
Они идут… они почти добрались до Юты.
Высоко и молча летел он над кладбищенской землей. Лежащая под ним пустыня напоминала белую могилу, которую пересекала темная лента автострады. Он летел на восток, уже над границей штата, его тело осталось далеко позади, поблескивающие глаза закатились, выставив между веками слепые белки.