– Дамы? – с беспокойством спросил король.
– Да, сударь.
– Причиной поединка была дама?
Маникан поклонился.
Король встал и подошел к Маникану.
– Если это значительная особа, – произнес он, – я не посетую на ваши уловки, напротив.
– Государь, все, что касается придворных короля или слуг его брата, значительно в моих глазах.
– Моего брата? – повторил Людовик XIV с некоторым замешательством. – Причиной поединка была дама из свиты моего брата?
– Или принцессы.
– Принцессы?
– Да, государь.
– Значит, эта дама?..
– Фрейлина ее высочества герцогини Орлеанской.
– И вы говорите, что господин де Гиш дрался из-за нее?
– Да, и на этот раз я не лгу.
На лице Людовика выразилось беспокойство.
– Господа, – распорядился он, обращаясь к зрителям этой сцены, – благоволите удалиться на несколько минут, мне нужно остаться наедине с господином де Маниканом. Я знаю, что ему нужно сообщить в свое оправдание весьма деликатные вещи, которые он не решается огласить при свидетелях… Возьмите назад свою шпагу, господин де Маникан.
Маникан пристегнул шпагу.
– Удивительное, однако, самообладание у этого молодого человека, – прошептал мушкетер, взяв под руку де Сент-Эньяна и выходя вместе с ним из комнаты.
– Он выпутается, – сказал де Сент-Эньян на ухо мушкетеру.
– И с честью, граф!
Незаметно от короля Маникан бросил благодарный взгляд на де Сент-Эньяна и мушкетера.
– Знаете, – продолжал д’Артаньян, переступая порог, – у меня было неважное мнение о новом поколении. Теперь же я вижу, что ошибался и наша молодежь не так уж плоха.
Вало вышел вслед за фаворитом и капитаном. Король и Маникан остались в кабинете одни.
Король подошел к двери, убедился, что никто не подслушивает, и быстро вернулся к своему собеседнику.
– Теперь мы одни, господин де Маникан, прошу вас объясниться.
– С полной откровенностью, государь, – отвечал молодой человек.
– Прежде всего, – начал король, – да будет вам известно, что ни к чему я не отношусь с таким уважением, как к чести дам.
– Поэтому-то, государь, я и щадил вашу деликатность.
– Да, теперь я понимаю вас. Итак, вы говорите, что дело касалось одной из фрейлин моей невестки и что лицо, о котором идет речь, противник де Гиша, – словом, человек, которого вы не хотите называть…
– Но которого назовет вам, государь, господин де Сент-Эньян…
– Да, так вы говорите, что этот человек оскорбил одну из фрейлин принцессы?
– Да, мадемуазель де Лавальер, государь.
– А! – произнес король тоном человека, ожидавшего, что он услышит это имя, хотя удар поразил его в самое сердце. – Значит, подверглась оскорблению мадемуазель де Лавальер?
– Я не говорю, что она подверглась оскорблению, государь.
– Но в таком случае…
– Я говорю, что о ней отзывались в не совсем почтительных выражениях.
– В не совсем почтительных выражениях! И вы отказываетесь назвать мне имя этого наглеца?..
– Государь, я считал, что этот вопрос уже решен и ваше величество не станет больше заставлять меня играть роль доносчика.
– Это верно, вы правы, – согласился король, сдерживая волнение. – К тому же мне все равно скоро станет известно имя человека, которого я должен буду наказать.
Маникан увидел, что дело принимает новый оборот. Что же касается короля, то он заметил, что увлекся и зашел слишком далеко. Он овладел собой и продолжал:
– Я накажу его не потому, что речь идет о мадемуазель де Лавальер, хотя я питаю к ней особенное уважение, но потому, что предметом ссоры была женщина. А я требую, чтобы при моем дворе женщин уважали и чтобы не ссорились из-за них.
Маникан поклонился.
– Теперь, господин де Маникан, – продолжал король, – что говорили о мадемуазель де Лавальер?
– Разве ваше величество не догадываетесь?
– Я?
– Ваше величество хорошо знает, какие шутки позволяют себе молодые люди.
– Вероятно, говорили, что она кого-нибудь любит? – решился спросить король.
– Весьма вероятно.
– Но мадемуазель де Лавальер имеет право любить кого ей вздумается, – сказал король.
– Именно это и утверждал де Гиш.
– И из-за этого он дрался?
– Да, государь, только из-за этого.
Король покраснел.
– И больше вам ничего не известно?
– Относительно чего, государь?
– Относительно того любопытного предмета, о котором вы сейчас рассказываете.
– Что же королю угодно знать?
– Например, имя человека, которого любит Лавальер и, по мнению противника де Гиша, не вправе любить?
– Государь, я ничего не знаю, ничего не слышал, ничего не выведывал; но я считаю де Гиша человеком благородным, и если он временно занял место покровителя де Лавальер, то лишь потому, что этот покровитель – лицо слишком высокопоставленное для того, чтобы самому вступиться за нее.
Эти слова были более чем прозрачны; король покраснел, но на этот раз от удовольствия. Он ласково похлопал Маникана по плечу.
– Я вижу, что вы не только умный молодой человек, но и прекрасный дворянин, а ваш друг де Гиш – рыцарь совсем в моем вкусе; вы ему передадите это, не правда ли?
– Итак, ваше величество прощаете меня?
– Совершенно.
– И я свободен?
Король улыбнулся и протянул Маникану руку. Маникан схватил ее и поцеловал.
– Кроме того, – прибавил король, – вы чудесный рассказчик.
– Я, государь?
– Вы превосходно рассказали мне о несчастном случае с де Гишем. Я так ясно вижу кабана, выскакивающего из леса, вижу падающую лошадь, вижу, как зверь, бросив коня, кидается на всадника. Вы не рассказываете, сударь, – вы рисуете картину!
– Государь, я думаю, что вашему величеству угодно посмеяться надо мной, – печально улыбнулся Маникан.
– Напротив, – отвечал серьезно Людовик XIV, – я не только не смеюсь, господин де Маникан, но выражаю желание, чтобы вы рассказали об этом случае в большом обществе.
– О случае на охоте?
– Да, в том виде, как вы передали его мне, не изменяя ни слова, понимаете?