Стараясь сохранять достоинство, я слез с перекладины на пол.
— Да, — сказала она, — чуть не забыла. Стихи у тебя полное говно.
Я поклонился и вышел.
За дверью стояли высшие вампиры — Энлиль Маратович, Мардук Семенович и Ваал Петрович. Я часто встречал их в этом тупичке у перламутровой двери. Они всегда старались попасть на прием к Великой Мыши сразу после ее свидания со мной — в надежде на благоприятный гормонально-нейротрансмиттерный фон, который я должен был обеспечивать.
— Ну? — спросил Мардук Семенович. — Как наша тьма?
— Добрая сегодня, — сказал я.
— Сколько раз плевала?
— Ни разу.
Мардук Семенович и Ваал Петрович переглянулись.
— Что, ни разу вообще?
Я отрицательно покачал головой.
— Я ж говорю, добрая. Реально добрая.
— «Милый» говорила?
— Да.
— Энлиль, — сказал Мардук Семенович озабоченно, — дай тогда я первый пройду? А то ты ее опять загрузишь. У меня…
— Знаю, — ответил Энлиль. — Иди.
Мардук Семенович благодарно наклонил рыжую голову — и исчез за перламутровой дверью.
Я поплелся по коридору прочь. Через несколько шагов меня нагнал Энлиль Маратович.
— Рама, — сказал он, — на два слова.
Я угрюмо кивнул.
Мы зашли в следующую алтарную комнату, где было устроено что-то вроде зала ожидания. Я еще помнил дни, когда здесь были покои живой Иштар — а сейчас на меня смотрела ее незрячая голова. Старушка выглядела почти как на своих похоронах, только ее волосы были сложены в возвышающийся над головой серебряный полумесяц.
Как зыбок и непостоянен мир…
Энлиль Маратович с преувеличенной вежливостью пропустил меня вперед, и я совсем не удивился, почувствовав легкий укол в шею. Он давненько меня не кусал. Что было даже странно, если принять во внимание лежавшую на мне ответственность.
Мы сели в стоящие у стены кресла.
— Ну что, — сказал Энлиль Маратович. — Неплохо выступаешь…
— Какое неплохо, — ответил я мрачно. — Один и тот же сон практически. Уже полгода.
— Значит, хозяйке нравится, — сказал Энлиль Маратович. — Должен быть счастлив.
— Я никогда не понимаю, что это Иштар. И она все время требует, чтобы я от нее отрекся. А я…
Я горестно махнул рукой.
— Она полное право имеет говорить, что я подлец.
Энлиль Маратович тихонько засмеялся, а потом посмотрел на засушенную голову Иштар за ограждением из бархатных канатов (ей оставили всего квадратный метр площади — остальное место было занято креслами для ожидающих аудиенции).
— Эх, молодежь, — сказал он. — Какие же вы все-таки романтики. Чистые, смешные. За что вас и любим. А у меня, думаешь, с Борисовной по-другому было?
Он заговорщически подмигнул мумифицированной голове.
— Мне одна ее служанка нравилась. Так Борисовна, когда поняла, стала ею оборачиваться. И вместе со мной яд готовила. Как бы для головы Иштар. Ну то есть для себя самой. Чтоб я ей, значит, в ухо влил, как папе Гамлета. А потом мы с ней обсуждали, как мы эту тварь заплесневелую вместе отравим, голову ей подменим и заживем. И так десять лет, каждый раз перед интимом… Можешь представить? Знаешь, каково мне просыпаться было? Вот на этом самом месте?
— Но зачем так надо? Неужели нельзя по-нормальному? Почему она не может быть просто Герой?
— Ты не понимаешь, — сказал Энлиль Маратович. — Не понимаешь, что такое Великая Мышь.
— Чего именно я не понимаю?
— У Великой Мыши весьма специфическая роль по отношению к людям. Не вполне альтруистическая, скажем так.
— И что?
— А то, что ей — во всяком случае, ее голове — нужно постоянно убеждаться в том, как люди подлы и бессердечны. Тогда ее… м-м-м… функция по отношению к ним оказывается морально оправданной. Ты замечал, что Иштар, вынуждая тебя совершить измену или подлость, всегда обращается к твоему… Как бы это сказать… Очень человеческому аспекту?
Такого я не ожидал. Но он, пожалуй, был прав.
— Вот и ответ, — продолжал он. — Ты знаешь, что мы делаем с людьми. Вернее, что люди делают с собой по нашей команде. Они сгорают как дрова в полной уверенности, что сами выбрали свою жизнь и судьбу. Великая Мышь — наша невидимая домна. Именно на ней замыкается вся бессмысленная людская суета. Она и есть та черная дыра, где пропадают их жизни. Один из ее титулов — Вечная Ночь. А ты ее любовник. Кавалер Ночи. Можно сказать, принц-консорт. И ты ей нужен именно как вероломный человек. Теперь понимаешь?
— У нее появляется повод для мести людям?
Энлиль Маратович наморщился, словно я сказал непристойность.
— Я бы так не формулировал. Просто она каждый раз находит в вашем общении новое подтверждение тому, что люди не заслуживают иной судьбы. Ей постоянно нужна свежая обида на человечество в качестве своеобразного психического витамина. Ты пока отлично справляешься. Так что не бери в голову.
— И что, я так и буду ее предавать раз за разом?
Энлиль Маратович кивнул.
— Я когда-то пытался перестать, — сказал он. — Думал, вот-вот научусь контролировать погружение. Но Иштар сильнее. Лимбо — это ее дом. Как ты ни старайся, ты будешь видеть только то, что она захочет.
— А кто в ней этого хочет? — спросил я. — Гера или Иштар?
Энлиль Маратович посмотрел на меня с интересом.
— Никто не может сказать, где начинается Гера и кончается Иштар, — сказал он. — Но, как профессионал профессионалу, скажу, что у Иштар нет особых желаний. Или, вернее, они подобны ветру, который дует всегда в одном и том же направлении. Ты сам знаешь куда.
Я не был уверен, что знаю это, но на всякий случай промолчал.
— У Геры еще остаются человеческие желания и мысли, — продолжал он, — но сильно начудить она не может. Когда ее человеческие желания достигают определенной интенсивности, в ней пробуждается Великая Мышь. Так что отделять их друг от друга непродуктивно.
— Понятно, — сказал я. — Спасибо за науку.
Энлиль Маратович улыбнулся.
— Пожалуйста.
— Я тогда поехал отсыпаться, — сказал я. — Завтра весь день дрыхнуть буду.
— А вот этого, боюсь, не получится, — вздохнул Энлиль Маратович. — У нас совещание с халдеями. Прямо утром.
— Какое совещание? Зачем?
— Прием по линии календарного цикла. Ты как консорт и Кавалер Ночи должен присутствовать. Пора тебе входить в курс дел. Подключаться к важным вопросам.
— А что за календарный цикл?
— Вот завтра и узнаешь.