Форд втянул воздух сквозь сжатые зубы.
— Нам было по семнадцать.
Миа кивнула.
— Как мне.
Да, и ему вовсе не хотелось говорить, что в ее возрасте он был намного опытнее. Он потерял девственность двумя годами ранее, соблазненный сексуальной официанткой, которая обещала перевернуть его мир. И она сделала это. На целые великолепные летние каникулы.
Но Тара не была опытной. Совсем.
— Мы были слишком молоды для отношений, — сказал он осторожно.
Пожалуйста, прочитай между строк и никогда не поступай так.
— Ну да, — тихо сказала Миа. — Я догадывалась, что была случайностью.
— Нет, — страстно возразила Тара.
— Да все в порядке, — ответила Миа. — Все равно вы меня предали, когда бросили. — Она взглянула на пораженную Тару. — Я была вашей ошибкой, и вы меня бросили. Все просто.
«Бог мой, — подумал Форд, — эти глаза». Она просто уничтожала его своим взглядом.
— Вовсе не просто, — сказал он, надеясь, что Бог поможет и Миа поверит ему. — И мы бросили тебя не потому, что хотели легкой жизни. Мы хотели, чтобы у тебя было все то, чего мы не могли тебе дать.
Тара, словно слепая, повернулась к окну, забыв о завтраке для дочери.
Форду невыносимо было слышать, что ребенок, которого они бросили, думает, что для них это было просто. И еще невыносимее было то, что их девочка даже сейчас чувствует себя ненужной.
— Я, кажется, забыла помыть посуду в гостевом домике, — прошептала Тара. — Пойду проверю.
Форд готов был отдать руку на отсечение, что она перемыла всю посуду, и встал, чтобы пойти с ней, но Тара сжала губы и покачала головой.
Они были детьми, когда она забеременела. Глупыми детьми. Если бы была возможность забрать ту бурю эмоций, которая захватила тогда, — страх, напряжение, волнение.
Беспомощность.
И гнетущее, вездесущее и отравляющее жизнь чувство вины. Взглянув на Тару, он увидел все это на ее лице. Он знал она чувствует, что тогда они поступили правильно. И всегда так считала. Но каждая женщина испытывает боль, когда приходится отдавать то, что плоть от плоти твоей. Она выносила Миа, ощущая под своим сердцем каждое ее движение.
И потом отдала ее, потому что другого выхода у них не было.
— Мне кажется, что‑то горит, — сказала Миа, показав на плиту.
Да, что‑то в самом деле горело. Форд обошел Тару, взял у нее лопатку, снял сковородку с огня вместе с подгоревшим омлетом и кинул в раковину, где та зашипела и задымилась.
— Я все сожгла, — пробормотала Тара.
— Да, — согласилась Миа, глядя на сковородку. — В угольки.
— У меня никогда ничего не подгорало.
— Не страшно, — тихо ответила Миа. — Я не голодна. Можно я пойду?
— Нет. — Тара выпрямилась: казалось, она взяла себя в руки. — Миа, то, что завтрак подгорел, — случайность. Как, например, забыть сходить к дантисту. Или когда заканчивается бензин на трассе… — Она замолчала и с трудом сглотнула. — Но завести ребенка — это точно нельзя назвать случайностью. Не для меня. Хочу, чтобы ты знала это. Мне нужно, чтобы ты знала. Я никогда не рассматривала твое появление как случайность. И хочу, чтобы ты осталась.
На лице Миа пронеслись эмоции. Она тяжело сглотнула.
— Хорошо. Спасибо.
После минуты гнетущей тишины Форд направился к холодильнику. Настало время для импровизации, и его взгляд упал на большой сочный земляничный пирог. Отлично. Он взял его, захватил банку земляники и поставил все на стол.
— Это мой земляничный пирог? — удивилась Тара.
— Да, а теперь это наш завтрак. — Форд указал на кресло. — Садись.
Тара поразила его тем, что беспрекословно послушалась. Они разрезали пирог на три равные части.
— Но я не могу кормить дочь земляничным пирогом на завтрак.
— Почему нет?
— Да, — подхватила Миа. — Почему нет?
— Потому что… — Тара явно искала объяснение. — Это не очень здоровая еда.
— Зато с фруктами, — возразила Миа.
Тара посмотрела на нее. Неловкость ситуации все еще ощущалась. Воздух буквально был наполнен неловкостью, вопросами, которые не задали, и ответами, которые не прозвучали. Но наконец она кивнула. Да будет так.
Миа посмотрела вниз, на свою долю пирога, ее красивые волосы упали на глаза — зеленые, как у Форда, но выражение было у них таким, как у Тары.
«Моя дочь», — повторил он про себя. Боже. Его дочь. Внимательная. Умная. А когда она нетерпеливым жестом отбросила волосы назад, он не удержался от улыбки.
— Что? — Она все хотела знать.
— Ты напомнила мне Тару в семнадцать лет. Готова рассказать, как ты нас нашла?
— Отец помог.
Форд ей не помогал! Он вздрогнул от слова «отец», он никогда не был для нее отцом. Тара встретилась с ним взглядом, в котором были понимание и сострадание. Встав из‑за стола, она наполнила три стакана молоком.
— Я пыталась найти вас и раньше, — сказала Миа. — Но не смогла. Фиби Трегер, умирая, оставила мне немного денег. — Она взглянула на Тару. — Мне очень жаль вашу маму.
— Спасибо, — сказала Тара тихо. — Ты получила деньги на День благодарения.
— Да. И еще письмо от нее. Она писала, что нарушает все запреты и обещания, но она умирает, и если что‑то кому‑то не нравится, пусть идут куда подальше. Это ее слова, — добавила Миа с улыбкой. — Она написала, как вас найти, в случае если я захочу познакомиться с вами. С вами обоими. — Она помедлила. — Мне всегда хотелось, но, если честно, боялась до поры до времени. — Она посмотрела на Тару. — В письме говорилось, что вы живете в Техасе, так что я удивилась, когда и вы оказались здесь. Я живу всего в получасе езды, у меня прекрасные родители, которые очень меня любят, и я думала, что этого будет достаточно…
— Нет ничего постыдного в любопытстве, — тихо проговорила Тара.
— Сначала я сказала себе, что мне нет до вас никакого дела. — Миа катала землянику по тарелке. — Вы ведь бросили меня, правильно? Так что мне все равно. И любопытствовать я вовсе не собиралась. Я запретила себе это.
Тара выглядела опустошенной. Форд сжал ее руку.
— Я рад, что ты поменяла свое мнение, — сказал он.
— Кто сказал, что я поменяла?
— Но ты здесь, — заметил он. — Значит, тебе есть до этого дело. И тебе любопытно.
Миа немного поколебалась.
— Ну да. Я всегда была чересчур любознательна.
— А теперь, когда ты здесь, чего ты ожидаешь? — спросил она.
Миа очень аккуратно раздавила большую ягоду вилкой.